жандармскую бытность Мясоедова на пограничной станции Вержболово его нередко приглашал на императорские охоты сам кайзер. Шум вокруг Мясоедова впервые поднялся в печати за два года до войны (особенно постарался Гучков), и тогда лучший друг прусских баронов ушел в отставку, довольствуясь дивидендами со своих паев в германских фирмах. Выручил его тогда военный министр Сухомлинов.
Он же с началом войны направил своего протеже к главнокомандующему армиями Северо- Западного фронта генералу Рузскому (фигуре тоже темной, загадочной).
Случайно или нет, но Н. Рузский, вместо того, чтобы вежливо отделаться от Мясоедова, направил его в 'знакомые места' - в Вержболово, где бывший жандарм передавал сведения для друга-кайзера о нашей 10-й армии. 'Расколол' Мясоедова начальник штаба фронта генерал М. Бонч-Бруевич, чего ему не простил ни Рузский, ни Сухомлинов, ни придворные круги, ни нынешние фальсификаторы истории...
Да, не знал Михаил Дмитриевич, что стратегия бывает всякая...
В том числе и вот такая... Российская частная промышленность саботировала военные заказы русской армии. Наш военный агент во Франции полковник Игнатьев регулярно выбивался из сил, пытаясь разместить у 'Шнейдера-Крезо' очередной срочный заказ на орудийные патроны. Тормозил дело шеф русской артиллерии великий князь Сергей Михайлович. Задержки спустя какое-то время устранялись, но странным образом - обязательно по понедельникам.
Тайну петербургских 'понедельников' объяснили Игнатьеву знающие люди в... Париже: 'По субботам Рагузо играет в карты во дворце Кшесинской'.
Поляк Рагузо-Сущевский - представитель Шнейдера в России. Балерина-прима Матильда Кшесинская (тоже полька), которую в то время прочно 'ангажировал' августейший артиллерист, - 'штатная' любовница августейшей семьи Романовых. Итак, 'стратегическая линия' выстраивалась следующая: Шнейдер - Рагузо - Кшесинская - 'комиссионные' - вели кий князь Сергей заказ - Шнейдер...
Французские инженеры, работавшие до войны в России, искренне удивлялись: 'Зачем вы обращаетесь к нам за содействием? Одни ваши петроградские заводы по своей мощности намного превосходят весь парижский район. Если бы вы приняли хоть какие-то меры по использованию ваших промышленных ресурсов, вы бы нас оставили далеко позади себя'.
Инженерная братия (даром что была 'из Европ') тоже проявляла непростительную наивность. Однако такими простецами были далеко не все...
Вот вопрос, который рано или поздно, но возникает обязательно: 'А если бы выстрел Гаврилы Принципа не поставил бы точку не только на жизни австро-венгерского эрцгерцога Фердинанда, но и на мирной жизни Европы? Что не было бы Первой мировой войны?'.
Ну, конечно, она была бы все равно... Да еще какая! Дол гая, кровавая, окопная, бешено прибыльная... Точно такая, какая и была...
Цифры из доклада начальника Главного артиллерийского управления Маниковского, предоставленные военному министру, говорят, что на казенном заводе 122-миллиметровая гаубичная шрапнель обходилась в 15 рублей за снаряд, а на част ном - в 35! Разница в ценах на 152-милллиметровый фугасный снаряд была еще большей: 42 и 70 рублей. 'Наша частная промышленность, писал Маниковский, - взвинтила цены на все предметы боевого снабжения... В общем, гг. промышленники, и наши, и в союзных странах, проявили непомерные аппетиты к наживе'...
Генерал явно не понимал, что если уж аппетит к наживе появляется, то он всегда непомерный.
Не удержусь и порекомендую читателю монографию Владимира Яковлевича Лаверычева 'Военный государственно-монополистический капитализм в России'. Название говорит само за себя - перед войной и во время войны Большой Капитал даже в Российской империи начинал организовываться так же, как это давно произошло на Западе - в рамках легальных, с участием государства, структур.
Вдумчивое чтение этой монографии многое может дать в понимании того, была ли случайной и мировая война, и Великая Октябрьская социалистическая революция...
Но хватит и двух цитат: 'Потребление сахара было на низ ком уровне из-за политики сахарозаводчиков'. А дальше Владимир Яковлевич наглядно иллюстрирует этот общий тезис отрывком из доклада (от октября 1915 года) комиссии знаменитого генерала Батюшина. Батюшин - крупный русский контрразведчик времен Первой мировой войны. Между прочим, он одно время плодотворно работал под началом ученого-геодезиста, генерала М. Бонч-Бруевича - родного брата ленинского соратника и... тоже контрразведчика.
Оба генерала не раз больно наступали на любимые (то есть из кровавого золота) мозоли петроградского гадюшника. Причем Батюшин - настолько крепко, что обирающие и обдирающие Россию правнуки тех, кто обирал и обдирал ее в начале века, не могут успокоиться до сих пор и порой, упоминая о генерале, злобно перевирают его фамилию в мельче звучащее 'Батюшкин'...
Батюшин докладывал: 'Во всероссийском обществе сахарозаводчиков произошла перегруппировка и во главе всего дела встали два еврея - Гепнер и Абрам Добрый. Гепнер и Добрый (упоминается в докладе и сахарозаводчик Лазарь Бродский. - С.К.) дирижируют в Союзе сахарозаводчиков, устанавливают количество производства, цены на сахар, место его хранения и определяют количество товара, подлежащего выпуску на рынок. При обысках (в банках. С.К.) и у киевских сахарозаводчиков Израэля Бабушкина, Иоэля Гепнера и Абрама Доброго были обнаружены материалы, уличающие как этих лиц, так и других, причастных к сахар ной промышленности, в злостной спекуляции сахаром, умышленном сокращении выпуска сахара на внутренний рынок империи, сосредоточении сахара в пунктах, где в этом не встречалось необходимости, вывозе сахара за границу во время войны в ущерб снабжения таковым населения и, наконец, в преступном противодействии снабжению сахаром армии'...
Вот так: кому война - мачеха, а кому - и сплошной сахар! Недаром, видно, Шарль-Морис Талейран-Перигор любил называть это самое словом 'сладенькое'...
А ведь тут речь только о сахаре и сахарозаводчиках! Были же еще и банкиры Бродские, и хлеботорговцы Дрейфусы, и угольщики Рабинович с Коганом-Бернштейном, заправлявшие в угольной секции топливного отдела Центрального военно-промышленного комитета Российской империи. И это только в одной России!
Так что бедный студент Гаврила, 'служивший' террористом, мог спокойно продолжать учебу - войну бы начали и без него...
А что бы произошло, если бы русского солдата не бросили затыкать собой на Востоке дыры французской обороны на Западе, а дали возможность подтянуть силы, и уж потом, когда Германия была бы близка к Парижу и увязла в Европе, мы бы ударили мощным 'кулаком' в берлинском направлении?
Тогда бы война могла закончиться действительно к листопаду, как планировал Шлиффен и обещал войскам кайзер. Но не так, как планировалось и обещалось...
И что тогда? Россия на белом коне въезжает в Берлин, а Париж, кряхтя, подсчитывает синяки? Лондон толком в войне не поучаствовал, а уж о США и вообще нет разговора. Ротшильды, соответственно, не успели бы объединить кошельки ни с родней по эту сторону Атлантики, ни с партнерами по ту сторону. Сверхприбылей нет, лишний люд 'в новые земли' не 'переселен', Соединенные Штаты в 'большой свет' не выведены и не могут установить свой контроль над истощенной и опутанной военными долгами Европой. Торговец оружием на все четыре стороны Бэзил Захаров тоже оказался бы не у дел.
Генерал Федоров, посланный в Японию добывать оружие для русских войск, был выдающимся и образованным оружейником, но политически его образовывала сама жизнь. Долгая, более чем девяностолетняя, она учила его хорошо и научила многому. И поэтому он, так и не изощрившись в понимании политической стороны дела, служил России советской не менее честно и полезно, чем России царской.
В своих воспоминаниях о том, как он скитался от Японии до Франции 'в поисках оружия для русской армии', Федоров не дает политического анализа эпохи. Это - не его 'епархия'. Зато он всегда точно описывает то, что видит, а иногда делится раздумьями. И как раз эта честная солдатская бесхитростность делает записки Федорова очень удобными для историка. Тут есть те надежные точки-'кочки', пробираясь по которым с одной на другую, можно избежать опасности утонуть в бездонной болотной лжи пристрастных и недобросовестных мемуаристов.
Мировую войну Федоров провел 'на колесах' - из Японии на Северо-Западный фронт, оттуда в Англию и Францию, потом опять фронты и оружейные заводы. Возможность сравнивать у Владимира Григорьевича была уникальной в точном смысле этого слова. Даже генерал Гермониус, нередко сопутствовавший Федорову в зарубежных миссиях, не имел 'русского' фронтового опыта. Так вот, федоровские описания уровня оснащенности русской и англо- французской армий заставляют любого русского мужчину скрежетать зубами и вспоминать 'ненормативную лексику'.
У них - всё! Пушки, снаряды, патроны - в изобилии. В на чале войны английское военное министерство (то, которое к войне было якобы 'не готово') решило довести норму пулеметов с 2 до 4 на батальон. Но министр военного снаряжения Ллойд Джордж предложил (вроде бы, шутя): 'Возьмите максимум в 4 пулемета, возведите его в квадрат, умножьте результат на два, а произведение умножьте снова на два - на счастье'.
Конечно, даже после таких расчетов английские батальоны не имели по 64 пулемета. Но и от реальности эта 'арифметика' не так уж отличалась, к удовольствию друга Ллойд Джорджа сэра Бэзила Захарова.
И если бы только пулеметы! Федоров пишет об автоматах Фаркара-Хилла с магазином в 50 патронов, о новейших образцах ружейных гранат, окопных перископов,
