Он обладает также особенной способностью заводить и случайные знакомства: в вагоне попросит затворить или отворить окошко, потому что дует или потому что жарко, привяжется к этому казусу и разговор затеет, а потом при встрече любезно кланяется; на легком невском пароходе непременно первый подымет либеральный протест насчет того, что долго не отчаливают от пристани или противозаконное число пассажиров напихивают, причем необходимо отпустит гражданскую фразу вроде того, что 'и о чем это полиция думает!', и что 'этакая мерзость, этакое послабление только у нас возможно', затем опять-таки по сему поводу примажется с разговором к соседу, и опять-таки при встрече любезно раскланяется с ним. Одним словом, это - необыкновенный мастер на уловление знакомства.
Но кроме обширности, круг знакомства Эмилия Люциановича отличается еще и необыкновенным разнообразием. Он знаком решительно с целым городом. Проследите за ним из конца в конец, хоть на Невском проспекте, и вы увидите, что шляпа его то и дело отчеканивает поклоны, на которые ему отвечают по большей части то любезными, то приятельскими осклаблениями. Люди с титулом и происхождением, купцы, мещане, попы, чиновники, аферисты, студенты, семинаристы, актеры и артисты - со всем этим, можно сказать, повально знаком Эмилий Люцианович. Но преимущественно предпочитает он студентов, академических офицеров и паче всего - артистов с литераторами. Эти последние почему-то пользуются особенною его симпатиею. Со многими он на ты, со многими на вы, с остальными просто на поклонах; но так или иначе, вы можете быть уверены, что только отыщется какое-нибудь теплое местечко, где мало-мальски осядется и начнет ежедневно собираться постоянный приятельский кружок, Эмилий Люцианович Дранг уж тут как тут! Сначала в стороне держится, а потом завяжет какое-нибудь случайное знакомство, по вышеописанным примерам, и непременно успеет примазаться к приятельскому кружку - таковы уже свойства его вкрадчивости и уменья. Таким образом, в прежние, но, впрочем, недавние годы он постоянно терся в ресторане Еремеева, который тогда служил сборным пунктом для всех почти русских авторов, для многих артистов, литераторов и тому подобного народа. Во времена же ближайшие он показывался зачастую у 'дяди Зееста', в маленьком деревянном домишке близ Александринского театра, и там изображал себя якобы влюбленным, в числе многих, в толстую буфетчицу 'Густю'. Толкаясь, таким образом, везде и втираясь повсюду, Эмилий Люцианович знал и видел всех и вся. Никто, например, лучше, обстоятельнее и подробнее его не мог бы рассказать какую-нибудь сплетню, какой-нибудь уличный или общественный скандал, какое- нибудь городское происшествие, - он какими-то непонятными, неисповедимыми судьбами знал все это подробнее всех и раньше всех; только строго различал при этом, что именно можно и следует рассказывать и чего нельзя и не следует. И вот, таким-то образом, кроме явной и всеобщей своей характеристики 'милого и приятного во всех отношениях человека', Эмилий Люцианович Дранг вполне мог еще назваться существом вездесущим, всеведущим, всеслышащим и т.д.
* * *
Когда Александра Пахомовна доложила генеральше фон Шпильце, что и последнее, самое трудное поручение выполнено Зеленьковым в точности, Амалия Потаповна немедленно же вызвала своего лакея.
- Бери извозчик и катай на Моховая улиц и Пантелеймон! - озабоченно отдала она ему приказание. - Ты знаешь Эмилий Люцианович, господин Дранг!
- Знаю, ваш-псходительство.
- Говори ему, пускай сейчас летайт на меня, отшинь, отшинь нужда большая - дело. Да скорей ты, а то дома уже не будет!
Амалия Потаповна, как видно, хорошо знала привычки прекрасного Эмилия: его, действительно, только утром и можно было застать в своей квартире; во все же остальное течение дня и ночи вездесущий порхал по всему городу, уподобляясь то резвому папильону, то гончей собаке.
Генеральский лакей, слава богу, успел захватить его как раз в ту самую минуту, когда наш гончий папильон юркнул в сани извозчика и вполне уже приготовился искать по свету, где есть уголок и пища для его любознательности.
'Дело... А, дело! Дело - прежде всего, это, так сказать, наш долг, обязанность', - решил Эмилий Люцианович и поскакал к генеральше.
- Н-ну-с, пани генералова!.. Целую ручку, ножки паньски... Что скажете, моя блистательная фея?
Так начал Дранг, вступая в обольстительный будуар госпожи фон Шпильце. Он был на сей раз в добром юморе и, очевидно, искони пользовался известного рода фамильярностью в отношениях своих к этой особе.
- Фуй! Шилун какой! - скокетничала генеральша, ударив его слегка по ладони. - Хотийт фриштыкать? Вина какого?
- От яствий и пития никогда не прочь, - охотно согласился он, принимая при этой фразе позу и интонацию горбуновского 'батюшки'.
- Фуи-и, шилун! - еще кокетливее повторила генеральша с примесью какой-то благочестивой укоризны во взоре.
Тотчас же принесли холодный завтрак. Генеральша любила-таки покушать всласть и вплотную, а потому приналегла на снеди и вина свои вместе с прекрасным Эмилием, который во время процесса питания, казалось, сделался еще благодушнее.
- Ну-с, моя прелестная сослуживица, повествуйте на ваших двунадесяти языцех, какое такое у вас дело до меня имеется? - сказал он, откинувшись в глубокую спинку кресла и принимаясь ковырять в зубах.
Генеральша впоследнее улыбнулась игриво-кокетливым образом и тотчас же сообщила себе солидный и вполне деловой уже вид. Она необыкновенно таинственно сообщила ему, что имеет положительные сведения относительно зловредности некоего Бероева.
- Откуда ж вы их имеете? - несколько скептически спросил ее Дранг.
- А через мой агент...
- Хм... В чем же заключается эта зловредность-то?
Генеральша рассказала, будто ее агент давно уже знаком с прислугой Бероева, ходил часто к нему в дом и однажды, то есть на днях, получил от этого Бероева приглашение к участию в подпольном распространении возмутительных воззваний, которые Бероев будто бы намеревается литографировать в своей квартире. Все это показалось Дрангу несообразным как-то.
- Кто это Бероев? - спросил он с прежним скептицизмом.
- У Шиншеев служийт.
- Гм... понимаю! Это, значит, благоверный той дамы, у которой теперь на шейке уголовщина сидит, а в уголовщину эту, кажись, и моя блистательная фея ein bisschen* замешана, так ли-с? - прищурился он на нее пытливым глазом.
______________
* Немного (нем.).
Генеральшу неприятно передернуло.
- Ну-у, што ишо там? - процедила она с неудовольствием. - Это завсем сюда не идет.
- А нейдет, так чего же вы ждете? Знаете чуть ли не о целом заговоре и молчите, да за мной посылаете! А вы действуйте сами, - ведь не впервой-с?
- Ай, мне неловко! - замахала руками генеральша.
- Отчего же до этого разу всегда ловко было?
- Ай, как же!.. Тут это дело mit seine Frau!* Мне завсем неловко, завсем неловко.
______________
* С его женою (нем.).
- Н-да-с, то есть вы боитесь, что ваши действия по этой причине не будут приняты в должное внимание, так ли-с?
- Certes mon bijou, certes, comme de raison!*
______________
* Так, мой драгоценный, так, правильно! (фр.)
- Понимаем-с! Но если вам неловко, то мне еще неловче: я ведь его не выслеживал, не знаю никаких подробностей, этак, пожалуй, того и гляди, как кур во щи влопаешься.
Генеральша объяснила и подробности.
Дранг - руки в карманы - прошелся по комнате и плутовски в упор остановился перед генеральшей.
- Вы уж лучше признайтесь-ка мне, как бы перед либер-готт*! - начал он, следя за движениями ее физиономии. - Бероев-то, должно быть, очень опасен для вас по тому делу, так вы этак... тово... на время устранить его желаете, а иным путем - никоим образом устранить вам его невозможно, не так ли?
