- Ляд их знает, хоша и веруют, а все оно может опосля энтого и сумление когда найти, - совершенно резонно рассуждал он однажды со своей верной и ревнивой приспешницей. - Гляди, часом, чтобы дрянь дело не вышло... Надо бы милостивцев-то этих опять подтянуть на уздечку, да эдак бы хорошохонько подтянуть, чтобы снова того... всякое даяние благо перепало бы. Что, брад Макрень, так ли, аль не так рассуждать я изволю?
- Это что говорить!.. Да чем подтянешь-то?
- Чем?.. А уж про то наше знатье! Образом подтяну!
- Образом? Каким таким образом?
- Явленным. Вот оно что!
Странница выпучила на него глаза.
- Явленным?.. Ах ты жупелово семя! Да где ж его взять явленного?
- Ну!.. Что еще 'где взять'!.. Пошто брать? И сам явится!
- Да ты скажи толком!
- То и толк, что возьмет да и явится. Известное дело - сфабрикуем!.. А допрежь, чем явиться ему, Антонидке видение сонное будет. Я уже настрочил ее: почувствовала, как не надо лучше!..
- Та-ак! - крякнула Макрида, раздумчиво погружаясь в какую-то созерцательную меланхолию.
- А ты, Макрень, гляди вот что, - продолжал Фома, принимаясь за достодолжные внушения своей сподвижнице, - как пойдешь поутру на доклад к генеральше, так, смотри, докладывай, что Антонидка, мол, у нас оченно большую набожность почувствовала, что совсем, мол, и не узнать девицу столь много переменилась! Говори, быдто все на молитве стоит, - и день, говори, молится, и ночь поклоны кладет; ума, мол, не приложу, что за измена хорошая с девкой! Так-то в аккурате, гляди, и докладывай!
- Так и доложу, - согласилась Макрида. - Только бы вот Антонида...
- За нее не тужи, - потому, говорю тебе, настроил уж вдосталь: заведет машину, что на сорок шурупов - вот как заведет. Девка ведь тоже со смекалкой.
Антонидка, о которой шла теперь речь, была одна из числа трех исправляемых пациенток, наиболее близкая сердцу блаженного и наиболее чуткая к его интимным поучениям. Он, действительно, успел отменно приспособить ее к своим целям, а цели эти, - сколько может уже видеть читатель, - были весьма бойкого свойства. Оставалось только благополучно привести их в исполнение. И вот через несколько дней после описанного разговора Макрида-странница вышла поутру к своей покровительнице с видом какой-то озабоченной и в то же время благоговейной таинственности. По всему заметно было, что она имеет сообщить Евдокии Петровне нечто необычайно важное.
- Вот, матушка, вашие преасходительство, - со вздохом начала она переливаться на все тоны, перекрестясь предварительно на киот с образами, докладывала я вашей милости про Антонидку-то, какая измена в ней - и совсем теперь удивила меня девка! Вконец удивила, вашие преасходительство!.. Хоть верьте, хоть не верьте, а только доложу вашей милости, что вчерася оченно долго стояла она на молитве. - 'Я, - говорит, - тетенька Макрида, сугубую эфитимью наложить на себя желаю для того, чтобы грехам моим умаление было', - так и говорит, вашие преасходительство! Я уж и спать легла, и проснуться успела, и снова заснула, а она - слышу - все это поклоны кладет, да и не просто кладет, а таково-то умиленно, со слезами и сокрушением. 'Ложись ты спать, говорю, Антонидушка, полно тебе мориться!' - 'Не лягу, тетенька, говорит, потому я, говорит, врага теперь одолеваю'. - 'Ну, говорю, одолевай, это дело богоугодное', - и опять заснула. Только под утро слышу будит меня кто-то. Гляжу: Антонида! Сама такая бледная, трепещущая, а от лица словно бы этта преображение такое исходит. Индо вскрикнула я. 'Что с тобой, девка, говорю, чего-ся ты не в пору'? - 'Ах, тетенька, говорит, было сейчас видение мне сонное'. - 'Како тако видение-то?' - 'Лик мне являлся, говорит, само успение приходило и объявлялось ясно'. - 'Как-то оно, спрашиваю, объявлялось-то?' - 'А так и объявлялось, что стояла я на эфитимии, да сон смотрю; тут, говорит, как стояла, так и упала во сне, так и объявилось!' - 'Да как же это?' - говорю. - 'А так и объявилось, что как представился мне этот самый лик, оно приходит и говорит: скажи ты, раба Антонида, всем, в доме сем живущим, что будет дому сему честь и благодать велия: единой седьмицы не минет, как я дому сему знамение дам явленное. Только всего и сказало оно, а как сказало, так и сократилось - больше уж и не видела'. Что вы на это сказать изволите, матушка, вашие преасходительство? - заключила Макрида глубокомысленным вопросом.
Но ее превосходительство не сказала ничего: она была поражена и озадачена не менее Макриды, с тою только разницею, что последняя притворялась, а первая действительно испытывала это состояние. Озадачился и Савелий Никанорович, когда ему сообщили о видении Антониды. Для пущего удостоверения позвали и самое Антониду, которая подтвердила Макридино сообщение и снова рассказала все дело по порядку, после чего на общем совете положили - со смирением ждать будущего знамения целую седьмицу. Только Макридушка весьма резонно присоветовала - до времени не разглашать никому о видении Антониды на том основании, что как разгласишь, так, может быть, какого человека в сумление введешь, а от сумления благодать отлетит. 'А лучше, как объявится она, тогда все и увидят', - заключила странница, и Евдокия Петровна на этот раз точно так же согласилась с ее умозаключением.
Фомушка в этом совете не принимал никакого участия. Дело было подстроено так, что за полтора дня до видения Антониды он ушел из дому, сказав, что отправляется к одним своим благодетелям, которые звали его погостить на малое время, и возвратился уже на пятые сутки во образе юродственном, изображая всей своей особой то высшее наитие, которым будто бы был одержим в данную минуту.
- Хорошо ли гостилось, Фомушка? - спросил его Савелий Никанорович. Спасибо, что скоро пришел, без тебя уж и скучновато нам стало.
- Пришел не пришел, а вышняя сила меня уносила, да и назад воротила, залаял блаженный и, круто отвернувшись от хозяина, зашагал по комнате, неопределенно глядя куда-то вытаращенными бельмами.
- Вышняя сила дом твой посетила, - лаял он как бы сам с собою, не относясь ни к кому в особенности, - про то мне сама она объявила. Пока еще ее нет, а через три дня в дому будет у тебя свет. Объявится тебе лик вельми, сударь, велик. И объявится твоей святыне на маленьком на мезонине. Спать ты будешь, сударь, во сне, а объявится она на окне. И как расстаться тебе со сном, так и узришь ее за окном. Вот те и сказ на сей раз. А теперь ты меня не трогай, - теперь Фомка-дурак пойдет да на молитву станет.
И он тотчас же удалился в свою буфетную.
- Eudoxie, что это такое он говорил?.. В мезонине... святыня... спать будем... на окне... Что это значит все?! - чуть не шепотом произносил Савелий Никанорович в великом недоумении. - Что все это значит? Как это понимать? - повторял он неоднократно, допытываясь у жены разгадки волновавшим его вопросам.
Для Евдокии же Петровны, как бы в совершенный контраст с ее мужем, сомнений и недоумений тут вовсе не существовало. Она медлила еще дать ему положительный ответ, потому что сама старалась поглубже вдуматься во все подробности странновещательства Фомушки. И когда, наконец, додумалась от альфы до омеги, то, с некоторой даже торжественностью поднявшись с места, объявила Савелию Никаноровичу самым решительным тоном:
- Это предвидение! Ты помнишь видение Антониды? То же самое и он теперь прорицает.
Пелена спала с глаз недоумевавшего старца. Оба они приготовились к явлению чего-то необычайного, и с нетерпением ожидали только исхода назначенного Фомушкою трехдневного срока.
А тот все последующие за сим дни старался как можно более усердствовать в своем юродстве: выкидывал разные странные штуки, бормотал сам с собой какие-то 'странные словеса', простаивал целые часы на молитве, потом ложился на лежанку и, притворяясь спящим, бредил отрывочными словами и фразами, в которых почти без исключения можно было отыскать смысл, имеющий некоторое отношение к сделанному им предсказанию. По временам он предавался какой-то необузданной радости, прыгал, хохотал, раз даже кубарем прокатился по полу; то вдруг диким голосом запевал какой-нибудь ирмос или тропарь на один из восьми гласов. Хозяева терпеливо переносили все эти выходки и даже смотрели на них с чувством некоторого благоговения.
Долго обдумывал Фомка, каким бы манером получше подстроить ему всю эту механику с 'явленным чудом'. Подводы и мины свои повел он довольно-таки издалека: сочинил видение Антониды, сочинил и для себя самого подходящие прорицательства. Это была внешняя сторона подготовительных работ, имевших целью настроить ночных сов в свою пользу и подготовить их к принятию ожидаемого чуда. Внутренняя же сторона Фомкиной работы началась несколько ранее. Как только порешил он, что способнее всего будет
