обрушить свой деспотизм на весь Гарон.
Так страна раскололась на два враждебных лагеря. С одной стороны стояли добрые волшебники, не поддавшиеся влиянию осколка Офлигеи. Их называли лакримонты по имени их предводителя Лакримуса. А в другом лагере были те, кто поддался искушению и встал на путь зла. Их называли офлигелами, по имени белой звезды.
Камень с каждым днём испускал всё более яркое сияние, и чем ярче оно становилось, тем больше редели ряды лакримонтов, тем стремительнее пополнялись ряды их противников. Необходимо было немедленно что-то предпринять, ведь даже самому Лакримусу становилось всё труднее и труднее бороться со злой волей Офлигеи.
И вот однажды ночью, когда голубая луна планеты Гарон скрылась за чёрными тучами, Лакримус выбрался из своего убежища в глухом лесу и, осторожно оглядываясь по сторонам, двинулся к лагерю противника. В руках волшебник держал что-то завёрнутое в златотканое покрывало.
Лакримус благополучно миновал сторожевые посты спящих офлигелов и подошёл к безмятежно сияющему осколку белой звезды. Став напротив камня, волшебник отбросил покрывало, и в руках у него оказался старинный пергаментный свиток. Трижды хлопнув в ладоши, Лакримус прочёл древние заклинания руталонов и в тот же миг начал стремительно расти. Уже через минуту его шляпа коснулась облаков. Тогда он наклонился, взял в одну ладонь осколок звезды, прикрыл его другой ладонью и, осторожно ступая, чтобы не раздавить спящих офлигелов, направился к самой высокой горе Волшебной страны.
Почти у самой вершины горы была пещера. До появления на Гароне руталонов там жил дракон. Но руталоны прогнали его, и теперь пещера пустовала. Это было самое недоступное место во всём Гароне, и неудивительно, что именно здесь Лакримус решил спрятать осколок Офлигеи.
Через несколько минут камень был погребён в пещере, а вход туда намертво замурован огромными валунами…
Фистус прервал свой рассказ и громко зевнул, вежливо прикрыв рот пухлой ладошкой.
– Всё, – сказал он, – я не могу так долго сидеть на одном месте, если только не сплю или не ем. А спать, кстати, уже давным-давно пора нам обоим. Я очень устал. Кроме того, я расстроен нашим приключением. В таком скверном настроении я могу на лету врезаться в телевизионную вышку, и она сломается. Тогда весь город останется без телевизионных передач.
– А что будет с вами?
– Со мной? – удивлённо переспросил Фистус и, помолчав немного, мрачно ответил:
– Наверное, я разобьюсь. Разобьюсь и умру. И как это я раньше об этом не подумал?
– Ой, не надо расстраиваться, разбиваться и умирать, – попросила Эжелина. – Я не буду больше задавать вопросов.
Остаток пути они проделали в полном молчании. Наконец дядюшка Фистус опустился на крышу одного из домов.
– Ну вот мы и дома, – торжественно произнёс он.
– Дома? Значит, ваш дом на крыше? – испуганно спросила девочка. Она ещё не привыкла спать на крыше и поэтому сильно удивилась.
– Да нет. Мой дом на чердаке, – ответил Фистус.
Он поманил девочку рукой, важно прошествовал к чердачному окну и, распахнув его перед Эжелиной, гордо произнёс:
– Прошу в мои апартаменты.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
Эжелина проснулась и огляделась по сторонам. Фистуса нигде не было видно. Утренние солнечные лучи пытались пробиться внутрь чердака сквозь маленькое пыльное оконце. «Если здесь навести порядок, то, пожалуй, станет уютнее», – подумала девочка и, не теряя времени, решительно взялась за дело. Она отыскала веник и принялась энергично махать им по полу. Вверх начали подниматься густые клубы пыли, которая пыталась забиться девочке в нос и глаза.
«Сейчас чихну», – подумала Эжелина и замерла с веником в руке, приготовившись к неизбежному. Но в этот миг над её головой раздалось чьё-то чужое чихание. Эжелина удивилась и позабыла о том, что сама только что собиралась чихнуть.
– Апчхи! Стоит мне отвернуться, как тотчас начинаются всякие безобразия, – проговорил сверху кто-то невидимый.
– Апчхи! – наконец-то чихнула Эжелина и, выпрямившись, бодро произнесла:
– Доброе утро, дядюшка Фистус. А я думала, вы куда-то улетели.
Она ещё не успела привыкнуть к проделкам Фистуса и сейчас, задрав голову кверху, пыталась определить местонахождение волшебника.
– Доброе утро? Хорошенькое дельце! Сначала она засыпает мне пылью глаза, а потом, апчхи, желает доброго утра. Остаётся только выяснить, апчхи, для кого же в данном случае это утро доброе? Апчхи! Ну уж ясно, что не для меня.
– Да что вы, дядюшка Фистус, я просто решила навести порядок в вашем неухоженном жилище.
– Нет, ты меня этим с толку не собьёшь. Ответь-ка лучше, зачем ты веником гоняешь пыль по всему чердаку?
– Я не гоняю, дядюшка Фистус, я подметаю.
– Кто тебе сказал, что ты подметаешь? Разве так подметают? Можно подумать, что ты всё это затеяла нарочно, чтобы помешать почтенному старичку немножко полетать перед завтраком. Дай сюда веник и учись. Учись, как надо подметать полы на чердаке!
Невидимый Фистус вырвал из рук Эжелины веник, затем установил его перед кучкой мусора, как обычно хоккейную клюшку устанавливают перед шайбой, и с размаху попытался забросить мусор в ближайший угол чердака. Огромное плотное облако серой пыли вылетело из-под веника и окутало девочку с ног до головы. Громкое чихание Фистуса огласило своды чердака. В конце концов он чихнул так громко, что снова стал видимым.
– Веник какой-то не такой, – проговорил Фистус, разглядывая метлу, после того, как они пришли в себя. – Да и пыль тоже какая-то не такая.
– И чердак какой-то не такой, – вздохнула Эжелина.
– И чердак, – согласился Фистус, не подозревая подвоха.
– И день не такой.
– И день.
– И Фистус какой-то не такой.
– И Фистус тоже. Постой, постой. Что это ты там говоришь? – пробормотал старичок, подозрительно уставившись на Эжелину.
Та залилась в ответ весёлым смехом.
– Вот ты тут смеёшься, занимаешься всякой ерундой, – обиженно проговорил Фистус. – А у нас, между прочим, есть неотложное дело.
– Я не занимаюсь ерундой. Я занимаюсь наведением порядка.
– Это одно и то же, – произнёс Фистус, презрительно отталкивая веник ногой. – Возиться с веником в тот момент, когда твои друзья томятся за решёткой! Фи!!!
– Мои друзья томятся за решёткой?
У Эжелины от удивления округлились глаза.
– Ну, конечно, – продолжал Фистус убеждённо. – Ведь теперь ты мой друг. Так?
– Да, всё верно. А разве ты уже за решёткой?
– Не перебивай. Речь идёт не обо мне. Так, на чём мы там остановились? А… Да. Так вот, значит, ты мне друг.
