уставилась на младшую принцессу:
– Что ты сказала?
– Я велю ему убираться прочь, – повторила Эми.
– Почему ты хочешь заявить такое человеку, который является послом Франции? – поинтересовалась королева Клавдия.
Логика Эми была безупречной.
– Потому что ты сказала, что он не настоящий посол, что он посол самозваного французского правительства, и пока они не вернут на трон законного монарха, мы с ними дружить не станем.
Сорча и Клариса обменялись испуганными взглядами, а потом захихикали.
Король Реймунд рассмеялся:
– Тут она тебя побила, мама.
Эми не понимала, что такого забавного все в этом нашли, но она горделиво улыбнулась, продемонстрировав дыру, оставшуюся после недавно выпавшего переднего зуба.
Сорча бросилась выручать сестру:
– Эми права, бабушка. Ты всегда говорила: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты».
Клариса тихо добавила:
– Это верно. Должны ли мы, принцессы королевской крови Бомонтани любить французского самозванца?
Вот в такие моменты Рейнджер начинал думать, что ему все же нравятся эти принцессы. Даже королева Клавдия со своими строгостями и нравоучениями не могла сломить в них боевой дух.
Королева Клавдия обвела озорным взглядом принцесс, короля и его, Рейнджера, и заявила:
– Надеюсь, однажды у вас у всех будут такие дети, как вы.
Глава 5
Зачем переживать? От переживаний морщины прибавляются.
– Где она тебя раздобыла, приятель? – спросил Роберт, обращаясь к Блейзу. Он говорил тихо и нежно, любуясь отменным жеребцом. Коню явно было года два или три. Скакун хороших арабских кровей, слишком сильный и слишком норовистый, чтобы им владела дама. И все же Клариса на редкость славно с ним ладила. – Где твоя хозяйка научилась управлять таким сильным зверем? – Поглядывая на закрытую дверь швейной мастерской, Роберт добавил: – Я знаю, что она ответила бы. Она бы сказала, что училась обращаться с лошадьми у опытного коновода. Ведь она же принцесса.
Блейз в ответ фыркнул и замотал головой.
– Именно. Ты когда-нибудь слышал о том, чтобы принцессы бродили по Британии сами по себе? Нет. Может, газеты пестрят заголовками о пропавших особах королевской крови? Нет. – Роберт повел Блейза вокруг площади, продолжая тихо и ласково разговаривать с ним, что не раз выручало его, когда приходилось приручать строптивых коней. – Видит Бог, я достаточно наслушался всяких небылиц за свою жизнь. Мои люди рассказывали всевозможные умопомрачительные истории, их сюжеты менялись в зависимости от обстоятельств.
У Блейза была отличная поступь, нрав бойкий, но не злобный. Однако где бы ни шел этот конь, прохожие с опаской поглядывали на его гарцующие копыта и сторонились, ибо конь поглядывал на мужчин с опаской, словно ожидал удара. Роберт гадал, что сделало этого зверя столь недоверчивым и потому отличным союзником для него, Роберта.
– Мои люди были преступниками, которым пришлось выбирать между виселицей и армией. Но зачем твоей хозяйке городить такую ложь, в сравнении с которой все россказни моих подопечных с тюремным прошлым просто бледнеют? – Роберт погладил Блейза и признался: – Хотя именно по этой причине она идеально подходит для осуществления моего плана.
Карие глаза Блейза изучали Роберта, словно жеребец решал, что за человек перед ним. Наверное, Роберт должен был бы при этом испытывать некоторое беспокойство, но в его послужном списке нашлись бы деяния и похуже шантажа принцессы. И поступал он так и из менее благородных побуждений.
Когда Роберт и Блейз оказались поблизости от пивной, один из стариков, Томас Мактавиш, крикнул ему:
– Хозяин, приведи зверя поближе, чтобы мы могли на него посмотреть!
Роберт поморщился:
– Посмотреть на коня? – Да, старики не прочь разглядеть коня поближе. Но еще больше им хочется поговорить о женщине. Когда он к ним подошел, они все усмехались и покачивались на своих стульях, как свора старых сводниц.
– Красивый жеребец, – сказал Гилберт Уилсон.
– А девчонка и еще красивее, – с усмешкой заметил Хэмиш Маккуин. – И мы гордимся тобой, хозяин, за то, что ты так быстро прибрал ее к рукам.
– Я ее к рукам не прибирал, – возразил Хепберн. Не в том смысле, который они в это вкладывали. – Я беру ее туда, где смогу за ней присматривать. – И заодно использовать.
– Ась? – Генри Маккалох приложил руку к уху и повернулся к Томасу.
– Он сказал, что берет ее туда, где сможет за ней присматривать! – крикнул ему в ухо Томас.
– А, присматривать. Понятно. – Генри ткнул Хэмиша локтем в ребра. – Хорошенько смотри за ней, милорд. Отличную пташку ты себе поймал, скажу я тебе.
– Я не собираюсь… – начал было Роберт, но замялся.
– Раздвигать ей ноги? – услужливо предложил свою версию Беннет Мактавиш.
От стариковского гогота конь занервничал, и Роберт повел ею через площадь, но затем вернулся к пивной. Роберт и сам не знал, зачем повернул к старикам. Может быть, потому, что у них в отличие от прочих жителей городка не было ни капли притворства. Возраст, нищета и одиночество сорвали с них все маски. Они говорили то, что думали. После стольких лет жизни во лжи общаться с подобными людьми было довольно занятно.
Когда Роберт подошел достаточно близко, из пивной вышла Юджина Грей, вытирая руки о фартук.
– Не обращайте на них внимания, милорд. Они сидят тут целыми днями и болтают, как старые сплетницы. Только место занимают и ничего не покупают, разве что одну кружку эля на всех.
И все потому, что идти им некуда, разве что домой, к родственникам, у которых и без них забот полон рот, а в кошельках пусто, так что глотку промочить не на что. Старики выглядели пристыженными, опустив головы, они шаркали ногами, теребя трости. Состарившиеся фермеры, состарившиеся моряки, состарившиеся купцы – когда наконец они умрут, всем станет легче. Всем, кроме Роберта, который мог бы приходить сюда, чтобы послушать, как старики судачат о том, что происходит в городе, о старых временах. Пусть себе говорят, а он помолчит и послушает. Его никто не заставлял тут говорить о себе, не ждал, что он станет притворяться здоровым и цельным. От них он мог не прятать черные глубины своей души.
– Тогда наливай им каждому по кружке эля каждый день, а счет отправляй мне.
Юджина выронила фартук.
– Но, милорд…
Он повернул голову и посмотрел ей в глаза.
– От меня не убудет.
– Конечно, милорд, я не хотела сказать, что вы… – Должно быть, она увидела в его глазах что-то такое, что напугало ее, потому что она побледнела и, заикаясь, сказала: – Я… Я прямо сейчас им принесу по кружке, милорд.
Когда Юджина скрылась за дверью в пивную, Генри сказал:
– Спасибо, милорд. Но вам ни к чему было нас угощать. – Беннет вмешался, не дав гордому Генри отказаться от дармового угощения:
– Но мы вам благодарны. – Он протянул руку за доверху наполненной кружкой, принесенной Юджиной. – Мы будем каждый день пить за ваше здоровье.
Роберт погладил Блейза по носу.
– О большем я и просить бы не стал.
Старики подняли кружки в его честь и жадно сглотнули густой темный эль.
Хэмиш удовлетворенно вздохнул:
– Ну прямо как материнское молоко.
Гилберт бросил взгляд на Юджину:
– Из ссохшейся титьки.
Юджина молниеносно дала отпор:
– Не нравится титька, можете не пить.
Гилберт открыл было рот, чтобы огрызнуться в ответ, но, увидев, что Роберт покачал головой, промолчал и отпил еще эля.
Повеселев, Томас со стуком опустил свою кружку на стол.
– Знаете, милорд, тут среди нас женщин нет. Так что можно говорить начистоту. Не верится что-то, что вам эта королевская штучка не пришлась по сердцу.
– Она слишком молода, к тому же я не хочу иметь дело с принцессами, – уклончиво ответил Роберт.
– И сколько, по-вашему, ей лет? – поинтересовался Беннет.
– Семнадцать. Может, восемнадцать, – сказал Роберт. Столько же, сколько его младшей сестре Пруденс. Слишком молода, чтобы так врать и мошенничать.
– Ей двадцать два, не меньше, – заявила Юджина. – Может, и вам кружку налить, милорд?
– Спасибо. – Роберту пить не хотелось, но, если он откажется, Юджина расстроится. Подумает, что не угодила ему. Но Роберту действительно хотелось знать, сколько лет Кларисе и насколько уверена в своих предположениях Юджина. Может, Юджина просто завидует той, что помоложе? Поэтому она заявила, что Кларисе больше восемнадцати? Или увидела то, чего не увидел Роберт? Ведь если это правда и Кларисе действительно двадцать два…
Самому Роберту шел тридцать первый год, и, понюхав пороху, узнав, каково смотреть смерти в лицо, узнав голод и лишения, он чувствовал себя гораздо старше. В душе его скопилось слишком много грязи. Он не стал бы совращать молоденькую девушку, но если Кларисе действительно двадцать два, если у нее уже есть определенный опыт, то подход к ней мог бы быть иным. Существовали способы склонить женщин на свою сторону, не имевшие ничего общего с шантажом.
Старики одновременно прекратили смеяться. Их выцветшие глаза разом уставились на что-то, что было у Роберта за спиной. Должно быть, принцесса вышла на площадь.
– Она идет прямо к нам, – хрипло сообщил Томас.
– Моя труба уже дымится, – прошептал Беннет.
– Черт, моя труба уже пожаром занялась! – Голос Генри могли бы услышать даже на границе с Англией.
Все на него зашикали, а Роберт повернулся к площади лицом. Да. Вот она идет. Клариса была похожа на ангела или на дьявола в
