веселятся на поминках, разве нет? Сначала-то они голосят и причитают, зато потом напиваются и предаются разгулу. Выпьем? добавила она, бросив взгляд на сервант.
Томми принес то, что он считал приличествующим данному случаю, 'белую даму' <Коктейль из джина, ликера 'Куантро' и лимонного сока>.
- А, так-то оно лучше, - заметила Таппенс.
Она сняла черную шляпку, швырнула ее через всю комнату и сбросила черное пальто.
- Ненавижу траур, - заявила она. - От него иногда разит нафталиновыми шариками, потому что одежда где-то лежала.
- Тебе не обязательно продолжать носить траур. Эта одежда только для того, чтобы сходить в ней на похороны, - сказал Томми.
- Да, да, я знаю. Через минуту-другую я поднимусь наверх и надену ярко-красную кофту, чтобы было веселей. Можешь приготовить мне еще одну 'белую даму'.
- Право, Таппенс, я и думать не думал, что похороны настроят тебя на такой праздничный лад.
- Я говорила, что похороны - это грустно, - сказала Таппенс, появляясь вновь минуту или две спустя в блестящем вишневом платье с приколотой к плечу рубиново-бриллиантовой ящерицей, - потому что именно похороны тети Ады грустные. Пожилые люди, мало кто плачет и шмыгает носом, цветов немного. Умер кто- то одинокий и старый, по ком особо не будут тосковать.
- По-моему, эти похороны дались тебе гораздо легче, чем дались бы, скажем, мои.
- Вот тут ты в корне не прав, - возразила Таппенс. - Я даже и думать особенно не хочу о твоих похоронах, поскольку предпочла бы умереть раньше тебя. Но, скажу я тебе, доведись мне присутствовать на твоих похоронах, это была бы оргия горя. Я бы прихватила с собой уйму носовых платков.
- С черной каймой?
- Ну, до черной каймы я не додумалась, но мысль неплохая. К тому же похоронное бюро как-то настраивает на возвышенный лад. Оно каким-то образом избавляет тебя от горя.
- Право, Таппенс, я нахожу, что твои замечания о моей кончине и о действии, какое она на тебя произведет, отдают исключительно дурным вкусом. Мне это не нравится. Забудем о похоронах.
- Согласна. Забудем.
- Бедная старушка умерла, - сказал Томми, - отошла мирно и без страданий. Так что не будем больше об этом. Я, пожалуй, разберусь в этих бумагах.
Он прошел к письменному столу и порылся в бумагах.
- Нет, куда же я положил письмо от мистера Рокбери?
- Кто этот мистер Рокбери? А, ты имеешь в виду адвоката, который тебе написал?
- Да. Об устройстве ее дел. Я, похоже, последний оставшийся в живых член семьи.
- Жаль, что она не оставила тебе состояния, - заметила Таппенс.
- Будь у нее состояние, она бы оставила его этому кошачьему приюту, сказал Томми. - На этот завещательный отказ почти наверняка уйдут все деньги. Мне почти ничего не останется. Впрочем, не больно-то и надо.
- Она так любила кошек?
- Не знаю. Вероятно. Я никогда не слышал, чтобы она о них упоминала. По-моему, - задумчиво сказал Томми, - ей доставляло большое удовольствие говорить своим старым друзьям, когда они навещали ее: 'Я вам кое-что оставила в своем завещании, дорогая', или: 'Эту брошку, которая вам так нравится, я завещала вам'. На самом же деле она ничего никому не оставила, кроме кошачьего приюта.
- Могу спорить, она прямо блаженствовала при этом, - развивала его мысль Таппенс. - Я воочию вижу, как она говорит всем своим старым подругам то, что ты сейчас сказал мне. Или, скорее, так называемым старым подругам, ибо я не думаю, что они были людьми, которые ей действительно нравились. Просто она забавлялась тем, что дурачила их. Не хотелось бы такое говорить, но ведь она была старая ведьма, разве нет, Томми? Только вот ведь что странно: вроде и ведьма, а все равно ее любишь. Надо ведь уметь получать какую-то радость от жизни, даже когда ты стар и тебя упрятали в богадельню. Нам придется ехать в 'Солнечный кряж'?
- А где другое письмо, от мисс Паккард? Ах да, вот оно. Я положил его вместе с письмом от Рокбери. Да, она пишет, что остались некоторые вещи, которые теперь, очевидно, являются моей собственностью. Она взяла с собой кое-какую мебель, когда перебралась туда жить, ты знаешь. И, разумеется, остались ее личные вещи. Одежда и все такое. Я полагаю, кто-то должен посмотреть их. Ну, и письма, и другая мелочь. Я ее душеприказчик, так что, наверное, это лежит на мне. Не думаю, что там есть нечто нужное нам, правда? Разве что тот маленький письменный стол, который мне всегда нравился. По-моему, он принадлежал дядюшке Уильяму.
- Ну, можешь взять его на память, - сказала Таппенс. - А остальное, я полагаю, нужно просто отправить на аукцион.
- Так что тебе, по сути, незачем туда ехать, - сказал Томми.
- О, но я хотела бы съездить.
- Хотела бы? Почему? А не боишься, что тебе будет скучно?
- Что - просматривать ее вещи? Нет, не боюсь. Наверное, я не лишена любознательности. Старые письма и антиквариат всегда интересны, и я считаю, что надо посмотреть на них своими глазами, а не отправлять сразу на аукцион или доверять посторонним. Нет, мы поедем вместе, посмотрим ее вещи и узнаем, нет ли среди них чего-нибудь такого, что мы хотели бы оставить. Ну и вообще, все уладим.
- Нет, правда, почему ты хочешь поехать? У тебя ведь есть какая-то другая причина, верно?
- О боже, - вздохнула Таппенс, - это так ужасно - быть замужем за человеком, который столько о тебе знает.
- Значит, есть-таки другая причина?
- Да вроде нет.
- Ладно, оставь. Не так уж ты любишь копаться в барахле других людей.
- Я считаю это своим долгом, - твердо заявила Таппенс. - Нет, единственная другая причина...
- Ладно, выкладывай.
- Мне очень хотелось бы повидать... ту, другую старую кошечку снова.
- Что?! Ту, которой мерещилось мертвое дитя за камином?
- Да, - ответила Таппенс. - Я хотела бы еще раз поговорить с ней. Мне хотелось бы знать, что было у нее на уме, когда она все это говорила. То ли она что-то вспомнила, то ли просто себе навоображала? Чем больше я об этом думаю, тем необычнее все кажется. Что заставило ее думать, будто это мертвое дитя могло быть моим? Я похожа на человека, у которого был мертвый ребенок?
- Даже и не знаю, как, по-твоему, должен выглядеть человек, у которого умер ребенок, - ответил Томми. - Я бы так не подумал. Во всяком случае, Таппенс, наш долг съездить туда. Решено: напишем мисс Паккард и договоримся о дне. А ты, может, заодно и побалдеешь на стороне...
4. Дом на картине
Таппенс глубоко вздохнула.
- Все как прежде, - сказала она.
Они с Томми стояли на ступеньках 'Солнечного кряжа'.
- А почему бы и нет? - ответил Томми.
- Не знаю. Просто у меня какое-то ощущение, что время в разных местах идет с разной скоростью. Возвращаешься куда-нибудь и чувствуешь, что время тут проносилось со страшной быстротой и что наверняка многое изменилось. Но здесь... Томми... ты помнишь Остенде? <Остенде город, порт, климатический курорт в Бельгии на Северном море>
- Остенде? Мы ездили туда на медовый месяц. Разумеется, помню.
- А ты помнишь, какая там висела надпись? ТРАМВАЙСТОЙ - то-то мы посмеялись. Она казалась нелепой.
- По-моему, это было в Кноке, а не в Остенде. Неважно, главное, ты помнишь. Ну, а здесь применимо другое слово-гибрид - ВРЕМЯСТОЙ. Просто время тут стояло без движения. Похоже на историю о привидениях, только все наоборот.
- Не понимаю, что ты такое буровишь. Ты что, собираешься стоять тут весь день, рассуждая о времени, и даже не нажмешь на кнопку звонка? Тети Ады ведь здесь уже нет. Значит, хоть что-то да изменилось.
