Через пять минут любовались пейзажем с вершины холма - зеленые с желтизной волны гор, подальше синие, а у горизонта прозрачно-голубые. Прохладной белизной блистала гряда облаков. Болдуин покрутил головой:
- Собаки, слышишь?
Русов стал вслушиваться и через минуту уловил лай собак, а потом лошадиное ржание. Болдуин нахмурился:
- Что они, все бесноватого гонят? Скверно, как раз в нашу сторону.
У подножия холма была прогалина, потом снова лес, за ним поблескивала речка. Лай приближался, усиливаясь.
- Толково гонят, - пробормотал Болдуин. - Как же нам пробраться к машине? Одержимому нельзя попадаться, но и стрелять в него не хочется, мы не полицейские. И собаки могут сгоряча накинуться сворой.
Лай и ржание стали громче, через прогалину перекатилась черная точка и скрылась в ближнем лесу, следом появились точки поменьше.
- Вот что, - решился Болдуин. - Давай обратно в городок. Спрячемся там, где были. Они пройдут стороной.
Спуск не занял и пятнадцати минут, подгонял истерический лай собак. Перебежали поле, кинулись к знакомой двери. Мертвые волки отвратительно смердели, после чистого лесного воздуха хотелось зажать нос. Поспешно поднялись в гостиную, где стекла были выбиты и из окон тянуло свежестью. Болдуин придвинул к двери тяжелый стол.
- Опять мы тут, - поморщился он.
Русов подошел к окну, сел на пол и осторожно выглянул: пустая площадь, белые колонны, пристальный глаз солнца. Сердце тоскливо сжалось, возвращался вчерашний кошмар. Три раза на них нападали волки, возникая хищными тенями то из залитой солнцем чащи, то из белых стен заброшенного городка. И в третий раз он попадал в этот город, где колонны напоминали потрепанный временем античный театр.
Что за представление ждет их на этот раз? Русов вздохнул... И задержал дыхание.
Он не увидел сумасшедше бегущего человека, как ожидал. И орущей своры собак. И полицейских на лошадях. Беглеца уже поймали и вели связанным, но не полицейские. Странная группа появилась на площади - люди в черных балахонах выступали неровным кругом, а в середине двое с накинутыми капюшонами волокли дергавшуюся фигуру... Грязно-белая шапка волос, темное лицо с белками глаз - Уолд! Русов с содроганием увидел, как жестоко вывернуты назад руки; ладоней не видно, прикручены к ягодицам толстой веревкой. Не помог Уолду его дар.
Болдуин тоже приблизился к окну и тихонько свистнул:
- Ба! Да это совсем другие. И не одержимого поймали, а парня из Черной зоны. Эти твари еще хуже.
Русова передернуло, остатки неприязни к Уолду исчезли при виде его жалкой участи.
- А кто эти люди в черном? - прошептал он.
Болдуин сплюнул:
- Поклонники Трехликого. Раз надели черное, значит сейчас поклоняются этой... Темной Воинственности, есть такой китайский божок. Не высовывайся, они посторонних не любят.
Появилось еще два десятка людей в балахонах - шли поодиночке и группами вслед за кучкой с пленником. Русов заметил женщин: длинные волосы спадали на элегантные, в виде коротких черных плащей балахоны. Все молчали, слышался только лай собак, но самих не было видно: наверное, привязали. Иногда доносилось ржание лошадей.
Пленника подвели к одиноко стоящим колоннам и грубо толкнули, он упал. Двое в капюшонах присели с разных сторон, держа веревки натянутыми, так что Уолд мог только корчиться на земле, как почерневший дождевой червь. Остальные расселись как попало; донеслись неразборчивые голоса, стали разворачивать свертки, из рук в руки передавали бутылки.
Рот Русова наполнился слюной, он сглотнул. Это надо же - ни завтрака, ни глотка воды; так торопился уйти из комнатки Уолда, что не поискал питья. Желудок заворчал, напоминая, что и ужина тоже не было.
- Что они собираются делать? - Русов попытался забыть о чувстве голода.
- Всякое рассказывают, - пробурчал Болдуин. - Будто устраивают охоту на выродков, что остались жить в Черных зонах, совершают обряды в безлюдных местах... Сами увидим. Выходить все равно нельзя, собаки почуют. А попадаться в глуши поклонникам Трехликого не советуют.
Внизу послышался шум. Русов вздрогнул и приник к окну - это два черных балахона волокли по бревну - похоже, столбы от веранды. Дотащили до колонн, бросили и начали возиться, послышался стук. Уолд взбрыкнул, попытался вскочить, но сидевшие уперлись ногами, натянули веревки, и он опять ткнулся лицом в землю.
Хотя солнце поднялось высоко и должно было пригревать, Русов задрожал от холода: приближалось нечто отвратительное. Черные балахоны подняли сооружение, оказавшееся грубым крестом, и стали привязывать к колонне, а потом подошли к державшим Уолда и взяли у них веревки. Те встали, что-то одновременно сделали со своими одеяниями - и вдруг оказались в красном, даже на головах красные капюшоны.
Болдуин снова свистнул.
- Ага, - возбужденно зашептал в ухо Русова. - Все, как рассказывают. У них балахоны с красной подкладкой. Раз сменили цвет на красный, значит, собираются приносить жертву Лилит. Скорее всего, зарежут этого черного, а потом обольют бензином и подожгут. Будут плясать вокруг горящего креста и, как говорят, трахаться друг с другом, кто кому попадется. Тогда к ним можно присоединиться это приветствуют. Может быть, подойдем, а?
- Ты с ума сошел? - Русова затрясло. Выходит, не суждено Уолду вернуться в дом на берегу сумрачного озера, не суждено читать, размышлять, бродить по лесам. Пусть у него и жуткий дар...
Двое в красном перехватили веревки и потянули брыкавшегося Уолда к кресту. Собравшиеся люди стали выкрикивать, некоторые тоже сменили наряд на красный, а кое-где на расстеленных плащах начались недвусмысленные ласки.
Вне себя, Русов потянул из кобуры пистолет.
- Ты что? - зашипел Болдуин. - Нас же растерзают!
Уолда подняли и прикручивали веревками к кресту. Руки развязать не посмели, и обе перекладины остались свободными. Русов навел прицел, совсем близко увидел возбужденные, блестящие от пота лица под капюшонами. Когда оба сместились влево, поставил локти на подоконник, прицелился в правую перекладину, успел упереться ногой в диван и потянул спуск.
Грохнуло, как из пушки. Русова толкнуло так, что диван проехался по полу. Поспешно навел прицел на крест. Правая перекладина разлетелась в щепки, фигуры в красном обернулась, одна держалась за окровавленную щеку: видимо, распороло щепой.
Не теряя времени, Русов прицелился в землю под их ногами и снова нажал спуск. Его отбросило от окна, но было видно, как перед оцепеневшими поклонниками Трехликого словно взорвалась граната; в стороны брызнуло щебнем. Те пригнулись и побежали.
Вся площадь наполнилась суматошным движением: черные и красные фигуры разбегались, развевались полы плащей, мелькали белые ноги женщин. Вокруг столба, распутывая веревку, бегал Уолд, потом пригнулся и все еще со связанными за спиной руками побежал куда-то в сторону.
Внезапно движение прекратилось, площадь опустела. Опять безмятежно сияло солнце, и лишь безупречную белизну колонн портил изуродованный деревянный крест.
Русов выглянул, пытаясь понять, где спрятались черные фигуры.
Грянул выстрел, пуля со звоном выбила остаток оконного стекла и врезалась в стену комнаты, отбив кусок штукатурки. Прогремело еще несколько, с фасада сорвалась и с грохотом упала на тротуар вывеска. Видимо, кто-то заметил вспышку выстрела или блеск оптического прицела.
- Уходим! - Болдуин закашлялся от известковой пыли. - Пока нас не перестреляли, как куропаток.
Русов не возражал, его все еще трясло - то ли от возбуждения, то ли от страха. Оба скатились по
