Неиссякаемый родник слез забил с новой силой. - И это после такого чудесного вечера... когда я вам так доверилась... и так полюбила вас...
- Великий боже, - воскликнул я, - да вы что, думаете, я украл ваши проклятые часы, что ли?
Вместо ответа она громко разрыдалась. И в поисках уже и без того промокшего платка открыла сумочку, - под мрачными сводами вокзала ярко блеснуло золото. Она вздрогнула, а я вспомнил, что, когда она сидела, как зачарованная, рядом со мной, я, боясь и в самом деле потерять вещицу, сунул часы для верности ей в сумочку.
- О боже мой, боже мой! - ужаснулась она. В испуге и раскаянии она уставилась на меня и, запинаясь, пробормотала: - Да как же я могла... простите ли вы меня когда-нибудь... ведь я усомнилась в вас!
Мертвое молчание с моей стороны.
Позади раздался пронзительный свисток кондуктора, а затем - прощальный гудок паровоза.
- Роберт! - не своим голосом воскликнула она. - Ну что я могу сказать?.. Ох, дорогой мой, что мне сделать, чтобы вы простили меня?
Я холодно смотрел на нее. Снова раздался гудок паровоза.
- Советую вам поскорее сесть в поезд, если вы не хотите провести ночь на уинтонской мостовой.
Она перевела обезумевший взгляд на платформу, от которой, со свистом выпуская пар, медленно отходил поезд. Секунду она колебалась, потом, всхлипнув, повернулась и бросилась бежать.
Увидев, что она благополучно села, я отправился в камеру хранения, взял оттуда мою корзинку и через несколько минут, весьма довольный собою, сел в последний поезд, отправлявшийся в Далнейр. Я сознавал, что вел себя не очень-то благородно, зато, точно Сидней Картон, я теперь был окружен ореолом в глазах Джин, и мне это даже нравилось.
5
В больницу я вернулся незадолго до полуночи и, к своему удивлению, заметил, что в окне мисс Траджен еще горит свет. Взглянув на доску в холле, я увидел, что никаких новых больных не поступало, закрыл дверь на ключ и решил немедленно ложиться спать. Но не успел я войти к себе в комнату, как услышал в коридоре вкрадчивый голос, который мог принадлежать только сестре Пик:
- Доктор... доктор Шеннон!
Я открыл дверь.
- Доктор, - произнесла она со своей смиренной улыбкой, не поднимая глаз. - Начальница хочет вас видеть.
- Что?!
- Да, доктор, немедленно. Она ждет вас у себя в кабинете.
Этот властный вызов через другое лицо да еще в такой час показался мне дерзостью. Желая сохранить мир, я в первую минуту решил подчиниться. Но потом подумал, что это уж слишком.
- Передайте начальнице мое почтение. И скажите ей, что, если она хочет со мной говорить, она знает, где меня найти.
Сестра Пик в ужасе закатила глаза, но по тому, как она поторопилась выполнить мое поручение, я понял, что она с удовольствием сыграет роль добросовестного посредника и уж постарается углубить разногласия между начальницей и мной. Должно быть, она действительно поспешила передать мои слова, ибо не прошло и минуты, как мисс Траджен влетела ко мне - в темном форменном платье, но без наколки, манжет и воротничка. Ее лицо без этого белого обрамления казалось сейчас совсем желтым.
- Доктор Шеннон! Сегодня я производила ежемесячный обход больницы и зашла в лабораторию. Я обнаружила там ужасающий беспорядок: помещение захламлено, неприбрано - настоящая свалка.
- Ну и что же?
- Это все вы натворили?
- Да.
- Вы не имели права, никакого права это делать. Вы должны были сначала спросить у меня разрешение.
- Это еще почему?
- Потому что я здесь распоряжаюсь.
- Может, вы и всей больницей распоряжаетесь? - Я почувствовал, что начинаю кипятиться. - Вы хотите всем здесь командовать. Вы лишь тогда довольны, когда окружающие ползают на коленях перед вами. Вообще вы держите себя здесь так, точно эта больница - ваша собственность. А она не ваша. У меня здесь тоже кое-какие права. Я сейчас веду важную научную работу. Для этого мне и понадобилась лаборатория.
- В таком случае я попрошу вас освободить ее.
- Иными словами, вы предлагаете мне прекратить мою работу?
- Мне безразлично, чем вы занимаетесь, лишь бы вы выполняли свои обязанности. А вот лабораторию извольте освободить: я хочу, чтобы в ней снова было чисто и прибрано.
- Но зачем она вам? Ею же никто не пользуется.
Она отрывисто рассмеялась.
- Вот тут-то вы и ошибаетесь. В это время года она всегда бывает занята. В ней читают лекции для сестер. Разве вы не заметили там парт? Курс лекций начинается в субботу.
- Но ведь это можно устроить и в другой комнате, - возразил я, чувствуя, что почва уходит у меня из-под ног.
Она медленно покачала головой.
- У нас нет других подходящих комнат. Разве что изолятор. Но там очень сыро и скверно. А я, не говоря уже о сестрах, не хочу, чтобы вам было неудобно, доктор. Ведь лекции-то, - и она с ядовитой усмешкой метнула в меня свою последнюю стрелу, - читать должны вы.
Она, конечно, ловко меня обошла - буквально загнала в угол, - и мне оставалось лишь молча сверлить ее ненавидящим взглядом. А в ее глазах, когда она направилась к двери, светилась ироническая усмешка: уж очень она была довольна, что поквиталась со мной и поставила меня на место.
Я лег в постель, раздумывая над тем, как выбраться из этой новой беды, которая свалилась на меня. Закаленная жизнью, изобилующей ссорами и скандалами, привыкшая к бесконечным препирательствам со слугами, поставщиками, сиделками и сестрами милосердия, мисс Траджен победоносно шла своим путем, не оглядываясь на покоренных ею врачей, и была из тех, с кем не так-то легко справиться. Поэтому как бы я ни злился, но сейчас я вынужден был стратегически отступить.
На следующий день за вторым завтраком я объявил ей после некоторого молчания, что освобожу лабораторию.
В награду за мою капитуляцию она одарила меня мрачной улыбкой.
- Я была уверена, что вы одумаетесь, доктор. Передайте мне, пожалуйста, соус. Помнится, когда я была в Богре...
Мне казалось, что я сейчас ударю ее бутылкой по голове. Вместо этого я с такой же мрачной улыбкой передал ей соус.
Через час, в половине третьего, я отправился на прогулку и как бы ненароком очутился возле изолятора, где раньше держали больных оспой; дойдя до него, я нырнул в растущие вокруг кусты. Мисс Траджен была занята в бельевой, но я все-таки решил соблюдать осторожность.
Изолятор был настоящей развалиной - иначе его не назовешь; проникнуть в него мне удалось, лишь сломав проржавевшую железную дверцу. Окна были закрыты ставнями, и внутри было темно, холодно, как в могиле, и совсем пусто, если не считать пыли и паутины, - помещение, видно, годами не проветривалось. Обжигая себе пальцы, я чиркал спички, чтобы разглядеть эту заброшенную лачугу. В дощатом полу зияла дыра там, где раньше стояла печка. Эмалированная раковина с отбитыми краями, пожелтевшая от ржавчины и покоробившаяся, валялась в углу. Даже вода и та была отключена, и водопроводный кран совсем заржавел.
В полном расстройстве вышел я из домика, отыскал в гараже Пима и рассказал ему про свое горе.
- Придется перебраться в бывший изолятор для оспенных.
Он недоверчиво рассмеялся:
- В изолятор? Да ведь он ни на что не годен.
- А мы его отремонтируем.
- Никогда нам этого не сделать.
