- Минуты в две-три.
- В две? Сомневаюсь. Хотя бы в три?
- Конечно.
- Тогда почему же это у нас не получается?
- Так ведь в первый же раз…
- Торпедная атака тоже будет в первый раз. Вы провели звонок, но не подумали, что он может зазвонить. Неужели вы так мало изучили мой характер?
Возразить было нечего, и Митя промолчал.
- Почему опоздал Савин?
- Не знаю.
- А я знаю. Ни с того ни с сего устроили баню и постирушку. Кто разрешил?
- Это возникло как-то стихийно.
- А старпом оказался во власти стихии. Заметьте - Туляков тоже поступил самовольно, но разница между ним и Савиным в том, что Туляков сиганул на лодку в одних носках, а Савин не торопясь разыскал свое имущество, аккуратным образом оделся, обулся… Вы не считаете, что Савин должен быть наказан?
- Д-да, конечно…
- И строже, чем Граница?
Митя молчал, вздыхая.
- Не скрою, я сегодня остался доволен штурманом. Поэтому я мягче отношусь к помощнику, хотя его безответственность граничит…
Громыхнула кремальера, и в отсек заглянул боцман. Штурману повезло - он так и не узнал, с чем граничит безответственность помощника.
- Товарищ капитан-лейтенант, - сказал Халецкий с хитрым видом. - Тут до вас Туляков просится.
- А! - сказал Горбунов, ласково оскалив свои волчьи зубы. - Пусть зайдет.
- Только он, как бы вам доложить… - Боцман фыркнул.
- Ну, ну?
- Совсем бусой, товарищ командир.
Мите показалось «босой» - это его удивило. Он удивился еще больше, когда вошел Туляков. Старшина был обут в валенки, укутан в овчинный тулуп и совершенно пьян. На его раскрасневшемся потном лице было разлито блаженство.
- Товарищ командир корабля! - возгласил Туляков. При этом он так рискованно взмахнул руками, что боцману пришлось поддержать его сзади. - Дорогой ты наш Виктор Иваныч!
Он замолк, глядя на Горбунова сияющими глазами. Все слова казались ему слабыми и недостаточными.
- Я вас слушаю, Лаврентий Ефимович, - иронически отозвался Горбунов.
Ирония в данном случае заменяла строгость. Но Туляков не заметил ни строгости, ни иронии, он пришел в еще больший восторг.
- Виктор Иваныч, - забормотал он, то простирая руки вперед, то прижимая их к груди. - Ты послушай меня… Вот, говорят, дисциплина. Дисциплина - это… - Он выпятил нижнюю губу, развел руками и даже присел, чтоб лучше выразить, какое значение он придает дисциплине. - Но опять же - какая? Со-зна-тель- ная. Так? - с неожиданной строгостью спросил он Туровцева.
Митя отвернулся, чтоб не рассмеяться. Туляков вздохнул.
- А что это значит? - Он глядел на Горбунова испытующе и лукаво. - Знаешь, нет? Ты извини, что я тебя так - по-рабочему. Так вот не обижайся, а послушай, что я сейчас скажу. Я завтра того не скажу.
- Ну, ну, я слушаю.
- Вот и слушай. Все будет нормально. Ясен вопрос? Вдумайся, повторять не буду. Все будет нормально. Разрешите идти?
- Разрешаю, - сказал Горбунов.
- Веди, боцман.
- Безобразие, - пробурчал Горбунов, когда хлопнул люк; было непонятно, сердит он или растроган. Затем вновь вцепился в Туровцева: - Если теперь Туляков заболеет, виноваты будете вы… Что мне с вами делать, помощник? Как будто вы и неглупый парень, но я, хоть убейте, не понимаю хода вашей мысли. Мы ведь жита не сеем, угля не рубаем, и единственное оправдание нашего с вами существования - сигнал боевой тревоги. А вы, услышав тревожный звонок, небось сами толком не поняли, что там такое трещит…
Митя вздрогнул. Это уже попахивало мистикой. Он взглянул на Каюрова, Ждановского. Механик был серьезен, но минер с трудом удерживался от смеха.
- Теперь скажите, как быть с квартирой? Будем оставлять дневального или достаточно запереть?
- По-моему, достаточно.
- Кто это должен делать? Станем на почву опыта, - быстро сказал Горбунов, видя, что Митя колеблется, - во время сегодняшней тревоги квартира была заперта?
- Нет.
- Почему?
- Там оставался краснофлотец.
- Кто? Савин?
- Нет. Соловцов.
- Соловцов?!
По тому, как изменился в лице Горбунов и переглянулись остальные, Митя понял, что совершил еще одну ошибку.
- Он сказал, что вы его знаете…
- Я-то знаю, а вы - нет. Он еще там?
- Наверное.
- Федор Михалыч, личная просьба: перед тем как лечь, расспросите Соловцова хотя бы в самых общих чертах: где, что, откуда… А завтра я с ним сам поговорю.
- Однако дорог Соловцов, - зевая, сказал Каюров. - В воде не горит и в огне не тонет.
- Может быть, наоборот?
- Не вяжись, лекарь. Наоборот. Но мне так больше нравится.
- Вот что, господа гуроны, - вяло сказал Горбунов, - если более содержательного повода для дискуссии нет - я вас не задерживаю.
Туровцев надеялся, что, оставшись с командиром с глазу на глаз, они еще поговорят, но Горбунов молча расстелил постель, включил ночное освещение и начал раздеваться. Митя тоже лег, но долго не мог заснуть: он догадывался, что командир не спит, и это ему мешало. В конце концов он ненадолго забылся, а проснувшись, обнаружил, что Горбунов исчез. Исчезновение не заключало в себе ничего таинственного, мало ли почему командир мог выйти из отсека, но Митя встревожился. Сделав над собой усилие, знакомое всем, кто когда-либо входил в холодную воду, он оторвал голову от блинообразной подушки и спустил ноги.
Дежурный сидел в центральном посту на разножке и листал негнущимися пальцами какую-то толстую книгу.
- Где командир корабля?
Дежурный с трудом приподнялся.
- На стенку сошел, товарищ лейтенант.
- Зачем?
- Не могу знать. Механик Границу присылал.
Митя стал в тупик. Несомненно что-то произошло. Но что именно? Узнать это можно было только одним способом - пойти. Идти нельзя - если б командир нуждался в помощнике, он взял бы его с собой или прислал за ним вестового. Нет, идти нельзя. Лечь спать? Спать, конечно, можно, но поди попробуй, засни…
Митя залез обратно под одеяло и стал ждать. Горбунов не возвращался, и, чтоб сократить ожидание, Митя решил подумать обо всем, на что обычно не хватало времени. Самым запущенным участком были
