думать. А буддизм так и вовсе наша первая религия.
- Ну конечно! - я выразил свое сомнение. - Это почему же?
- В Древней Греции было много великих философов. Но только двум удалось создать уникальные философские системы. Они рассказали нам о мире, о человеке и его предназначении, каждый по-своему. Их звали Платон и Аристотель.
- 'Платон мне друг, но истина дороже' - это, кажется, Аристотель сказал? - признаюсь, я сам себе удивился, употребив к месту этот совершенно непонятный мне до сих пор афоризм.
- Вот, вот! Именно! -- обрадовался Сергей Константинович. - Платон изучал сущность человека, а Аристотель - его содержание. Изучать сущность всегда тяжелее, нежели описывать то, что видишь. И поэтому Платона мы быстро позабыли, а вот Аристотеля возвели в ранг великих мудрецов.
- И причем тут буддизм? - мое недоверие было еще при мне.
- Да, по большому счету, ни при чем...
- В смысле?!
- Как бы тебе это объяснить, Данила, - было видно, что Сергей Константинович решал, надо ли ему говорить то, что он собирается сказать, или нет.
- Сережа, объясни ему по-человечески, - вмешалась Ользе.
- Ну ладно, - согласился Сергей Константинович. - Аристотель размышлял так, словно бы его местом работы был сталеплавильный цех. Он полагал, что есть материя, и время от времени она превращается во что-то - в тебя, в меня. А потом уходит в никуда, обратно в материю. И все. Это не круг, а линия - от рождения до смерти. Так думают и все нынешние европейцы. Из праха появляемся и в прах обращаемся.
Платон думал иначе, и его рассказы ничем ,не отличаются от рассказов Будды. Он знал, что у всего живого в этом мире - у тебя, у меня, у растения или животного - есть своя сущность, своя душа. Рождается и умирает только наше тело, а вот сущность, напротив, в процессе этих трансформаций развивается.
- Дай теперь я скажу, - вмешалась Ользе. -- Я, Данила, буддистка. Не в смысле обрядов, а в смысле мировоззрения. И мы так это дело понимаем. Есть твоя душа - и это самое главное. Все остальное - суета и глупость. Возьми и выбрось - не жалко. Время от времени твоя душа обретает тело. Она живет в нем и совершенствуется, или не совершенствуется. Это по желанию.
Когда ты понимаешь, что твоя жизнь- это возможность совершенствовать себя, ты служишь Гармонии, Высшему Свету. Мы говорим - достигаешь Нирваны. А если ты не понимаешь этого, размениваешься по мелочам, ты растрачиваешь энергию Мира. И это твой грех, ведь ты тратишь не свою, а общую энергию...
- Данила, - слово снова взял Сергей Константинович, - Платон рассказывал, что души перерождаются. Они приходят в этот мир снова и снова. И чем лучше они проведут свою очередную жизнь, тем больше им будет дано в будущей жизни. Но и будущая жизнь - это только ступень. Если пройти их все, тебе откроется Небесный Свод, по которому движутся Боги в своих прекрасных колесницах.
Буддисты называют Небесный Свод - Нирваной, а достигших небесного свода - Буддами. Мир полон страданий, и тебе это хорошо известно. Но страдания - это не то, на что нужно обращать внимание. Ты живешь, чтобы помогать другим душам, указывать им путь, который ты сам уже прошел за свои прошлые жизни. И если ты это делаешь, то душа твоя совершенствуется, и ты сам быстрее достигнешь Просветления - состояния Будды.
- Так Платон был буддистом?! - я ушам своим не верил.
- Ну, в каком- то смысле - да. Он знал ту же истину, - ответил Сергей Константинович. - Только вот мы не послушали Платона. Мы поверили Аристотелю, который был слишком далек от Небесного Свода. И вот посмотри теперь на западный мир, во что он превратился. Все опять встало с ног на голову. Мы не видим главного, растрачиваем свою жизнь на бессмысленные занятия, тратим общую для всех нас энергию Света. И я думаю, это плохо кончится.
Старик замолчал и помрачнел. Потом он обнял Ользе и нежно поцеловал ее.
- Но мой народ верит, - продолжила Ользе, - что где-то на земле скрыты Заветы. Имя им - священная Шамбала. Они откроются Гэсэру - великому воину, который будет слышать голоса и сможет собрать подле себя всех, чьи души соприкасались с Нирваной. Это будет великая война Света против сил Тьмы. Лучшие души объединятся и укажут остальным Путь.
В своей прошлой жизни Гэсэр сказал: 'У Меня много сокровищ, но Я дам их Моему народу лишь в назначенный срок. Когда воинство Северной Шамбалы принесет с собой силы спасения, тогда открою Я горные тайники. Все разделят Мои сокровища поровну и будут жить в справедливости. Золото Мое было развеяно ветрами, но люди Северной Шамбалы придут собирать Мое Имущество. Тогда заготовит Мой народ мешки для богатства, и каждому дам справедливую долю. Можно найти песок золотой, можно найти драгоценные камни, но истинное богатство придет лишь с людьми Северной Шамбалы, когда придет время послать их'. Так заповедано.
Перед последней схваткой с силами Тьмы белый Гэсэр появится из небытия и войдет в храм с багряным агнцем на своих руках. Тридцать три светильника загорятся, когда он скажет: 'Кто здесь живой?!'
Я слушал эту женщину и не верил своим ушам. На новый лад, неизвестными мне прежде словами она рассказывала о том, о чем рассказывал мне и Лама, и все, с кем я разговаривал в день моего отъезда. И как в этой семье сошлись Восток с Западом, так и мне предстояло сейчас совершить тот же шаг.
Теперь я снова ощущал биение своего сердца, но иное, не то, что прежде. Я вдруг почувствовал на себе огромную ответственность, ту, о которой меня предупреждали перед отъездом. Жар обдал меня изнутри, дыхание прервалось, огненный румянец появился на щеках...
В коридоре послышался шум, и дверь нашего купе с грохотом отворилась.
Данила замолчал. Тени двигались по его лицу. Казалось, ему нужны были силы, чтобы продолжить рассказ. Повисла долгая тяжелая пауза.
Я понимал, что сопротивление сил Тьмы сейчас станет больше, ведь пункт назначения близок. Но Тьма не приходит в этот мир ужасным чудовищем. Она играет на слабостях и желаниях человека. И в этом ее сила - в этом наша слабость...
На пороге нашего купе стояло несколько человек в штатском.
- Ваши документы! - скомандовал пухлый, лысоватый субъект.
Старики засуетились в поисках своих паспортов.
- А кто вы такие? - спросил я.
- Федеральная служба. Документы предъявите. - Язвительный тон этого субъекта не предполагал возражений:
Что такое 'Федеральная служба', мне было неизвестно, но хотелось уже поскорее отвязаться от этгих наглых, непрошеных гостей. Я достал свой паспорт.
Человек посмотрел мой паспорт, кивнул трем другим, которые стояли в коридоре, и обратился ко мне;
- Я вынужден вас задержать. Пройдемте!
- Да никуда я не пойду! С чего?! Почему я должен куда-то идти?!
Впрочем, моих возражений никто не слушал. Меня мгновенно схватили, заломили руки и волоком протащили по коридору в тамбур. Последовала экстренная остановка поезда. Проводник открыл двери, и я оказался под проливным дождем. Через минуту подъехала машина, меня загрузили в нее, как мешок с цементом и, дав газу, повезли по разбитой дороге в неизвестном направлении:
Я пытался кричать и сопротивляться. В ответ на это меня сначала одели в наручники, а потом и вовсе огрели чем-то по голове. Очнулся я еще в машине, голова отчаянно гудела, в затылке - ноющая боль.
Я был уверен, что это какая-то ошибка. Очень скоро все выяснится, и меня отпустят. Еще извиняться будут...
Машина остановилась у приземистого здания, табличку на входе я разглядеть не успел. Меня втащили внутрь. Несколько поворотов по коридору, металлическая дверь, холодный пол и лязгнувший звук замка. Огляделся длинное, узкое помещение, зарешеченное окно, стол с довоенной еще электрической лампой и два стула. Я выругался.
Через полчаса от отчаяния я стал со всей силы колотить в дверь, но без эффекта. Руки по-прежнему сковывали наручники. Меня тошнило, бил озноб. Было холодно. Потом я, наконец, уснул, сжавшись калачиком в углу комнаты. Сон был тревожным. Мне снилось, что я связан по рукам и ногам. Мое тело то поднимали на дыбу, то подвешивали вверх ногами, то бросали на морское дно...
Я проснулся в поту от звука открывающейся двери. В помещение вошел худощавый самоуверенный человечек в сером костюме. Он сел на стул и посмотрел на меня, лежащего в углу, как на заморскую диковинку.
- Как спалось, Данила? - спросил он лилейным голосом.
- Отвратительно, - прохрипел я.
- О, дружок, это далеко не самое худшее! Скажи спасибо, что не в общей камере с уголовниками, - он расхохотался отвратительным мелким смехом. - Мы вообще можем с тобой по-разному поступить. Будешь паинькой, и мы будем к тебе хорошо относиться. А будешь ваньку валять, тогда извини...
- Да что вам от меня надо?! - я был вне себя от гнева, чувствуя свое полное бессилие.
- Ты пойми, добрый молодец, это. не нам от тебя надо, это тебе от нас надо, - улыбнулся незнакомец.
- Мне ничего от вас не нужно! Выпустите меня отсюда!
- Ну вот, а говоришь, что ничего от нас не надо. Оказывается, надо! он снова расхохотался. - Давай, присаживайся на стул. Обсудим твою просьбу.
- Черт, у меня нет никакой просьбы! Отпустите меня! Кто вам позволил?! - негодование захлестывало меня изнутри.
- Да никто, Данила! Никто! Мы сами взяли и все себе позволили. В этом мире правда за силой, Данила. Уж не тебе ли это знать...
И тут этот мерзкий человечек стал перечислять самые интимные факты моей биографии. Через пару минут этих 'откровений' он дошел до момента, о котором я надеялся уже больше никогда в своей жизни не вспоминать.
- Помнишь, - сказал он, - как ты участвовал в зачистке в одном селе под Грозным?
У меня похолодело внутри:
- И что?! Дело закрыли. Какое это имеет сейчас