сумею повидать мамку. Если не на воле, так хоть в тюрьме. Острое беспокойство, не оставлявшее Романа Петровича с утра, охватило его еще сильнее. Мальчуган явно задумал что-то. Но что? Как он будет вести себя, когда придет время садиться в шаланду? Ведь рано или поздно, но узнает он, что обещанного письма нет. Анастасия Григорьевна вошла в комнату своей неслышной поступью. Незаметно показала Роману Петровичу глазами на дверь. Роман Петрович вышел из комнаты. В сенях он подождал 'мамашу'. - Шебаршит малец! - шепнула она и оглянулась на плотно прикрытую дверь. Весь день какой-то чудной ходит, думает. Не знаю, право, как и быть с ним. Может, оставить его? Пускай поживет со мной. Не объест. - А если он узнает, что мать его умерла в тюрьме от тифа? - Умерла? 'Мамаша' испуганно отступила от Романа Петровича. - Тогда что будет? - жестко спросил Роман Петрович. - Что ж... - Анастасия Григорьевна вытерла глаза уголком белой косынки и коротко ответила: - Вези. Помолчала и грустно добавила: - Такая, видно, судьба... Чью судьбу она имела в виду - Гринькину, Гринькиной матери или свою, Роман Петрович так и не понял. Из пятидесяти восьми лет жизни Анастасии Григорьевны почти сорок ушло на заботы о детях. Нужды нет, что старший сын погиб бородатым ополченцем. для матери он по-прежнему оставался Васей. Быстроглазый, бойкий Гринька с новой громадной силой поднял в старой женщине живучее материнское чувство. Забота о чистой рубашке, беспокойство за перестоявший в печи обед, мелкие хозяйские хлопоты всколыхнули старое. Лохматый, колючий мальчишка стремительно ворвался в жизнь, стал нужен и дорог. Роман Петрович понял это и стал говорить об отъезде Гриньки суховато, тоном человека, не допускающего и мысли об отмене принятого решения. Анастасия Григорьевна сурово соглашалась с ним. Давалось это нелегко. Снова сбежались к уголкам ее губ острые морщинки, ...Солнце опустилось за курчавые сады. Под деревьями стало темно. Роман Петрович вышел с Гринькой из дому. Анастасия Григорьевна проводила их до калитки. - Прощай, Гриня! - сказала она и положила свою большую руку на голову потупившегося мальчика. - Может, еще свидимся... Гринька вздохнул, хотел ответить... И вдруг он схватил ее ладонь обеими руками и прижался к ней щекой. Потом отвернулся и быстро зашагал за Романом Петровичем, стараясь не оглядываться. Анастасия Григорьевна облокотилась на забор, глядя, как уходит Гринька из ее маленького домика. Закатное солнце вызолотило вершины деревьев и крыши. Улица, поросшая редкой травкой, казалась сегодня особенно ухабистой. Роман Петрович и Гринька несли корзины, в которых под помидорами были спрятаны мешочки с медикаментами. Улица подходила к концу. Уже видна была памятная обоим акация с отпиленным суком. Вот и забор, за которым Роман Петрович нашел Гриньку... На углу Гринька не выдержал, оглянулся. 'Мамаша' все еще стояла у забора и смотрела вслед уходящим.
ПРОВАЛ
Они вышли на дорогу, ведущую к морю. До стоянки шаланды было еще далеко. Над морем, там, где недавно скрылось солнце, пылало огромное багровое зарево - предвестник ветреной погоды. Скоро Роман Петрович свернул с пыльной дороги и повел Гриньку по кукурузному полю. Двигались они медленно, осторожно ступая меж торчащими из земли кукурузными пеньками. По сторонам часто виднелись бахчи. Можно было нарваться на хозяина поля, вооруженного двустволкой, заряженной крупной солью, а то и дробью. Поля кончились у сырого овражка. Дальше пошел густой кустарник. Пробираться стало труднее. Корявые ветки хлестали по лицу и плечам, цеплялись за дужки корзин... Когда Роман Петрович с Гринькой выбрались к взморью, закатное зарево погасло. С берега надвигался стремительный южный вечер - теплый, темный, звездный. Лишь на высоких и редких перистых облачках задержались нежные розовые блики. А уже через все небо громадным серебряным поясом перекинулся Млечный Путь. Тысячи и тысячи звезд, неподвижных и мерцающих, нависли над землей и морем. Размеренно и глухо бились о берег волны. Отступая, вода сердито шипела и громко шуршала мелкими камешками. Неподалеку от шаланды Христи Ставранаки Роман Петрович еще днем приметил три крупных серых валуна. Между ними он устроился с Гринькой и стал ждать. Лежали они неподвижно, наблюдая, как вспыхивают в воздухе и медленно плывут жуки-светляки, порой теряясь среди ярких звезд. Сперва робко, а затем все смелее и громче зазвенели цикады. Скоро эти звуки слились в негромкий мелодичный хор, в который неприятно врезался далекий сдавленный вопль, шакала... Гринька толкнул Романа Петровича в бок: - Слушай! Роман Петрович насторожился, но ничего, кроме однообразного шума моря да звона цикад, не услышал. Маленькая крепкая рука сжала его локоть: - Идут! Роман Петрович приподнял голову - так кажется, что лучше слышишь в темноте. Но как ни напрягал он слух, ничего напоминающего шаги человека не уловил. Лишь редкие всплески волн да легкий шум ветерка в кустах. А Гринька привалился к его плечу и, жарко дыша в ухо, шепнул: - Слышишь? Гринька не был трусом. Многие ночи, проведенные им в темноте и одиночестве, научили его разбираться в мельчайших шорохах. Понимая это, Роман Петрович замер, стараясь не скрипнуть галькой, на которой они лежали. Густо ударил соборный колокол. Раз! Два! Три!.. А когда замер его последний, восьмой удар, кругом еще громче заверещали цикады, заглушая уже и глухие удары волн о берег, и шипение отступающей воды, и шорох ветра в кустах... Неподалеку скрипнула под ногами галька. Кто-то шел к шаланде. Роман Петрович приподнялся, стараясь в темноте узнать малознакомую фигуру Сергея. Христя должен был захватить с собой парус и воду, а потом собирался подойти к шаланде на маленькой гребной лодке. Человек подошел к шаланде. Остановился. Роман Петрович решил подползти поближе и убедиться, что возле нее действительно Сергей, а не кто-либо из рыбаков, иногда проверявших свои лодки. Подполье приучило его к осторожности. Да и настойчивость Гриньки, что- то слышавшего, обеспокоила. Не успел он отползти от укрывавших его валунов, как в стороне, из темных кустов, послышался негромкий резкий голос: - Руки вверх! Окрик был настолько неожидан, что Роман Петрович, не размышляя, прижался всем телом к теплой еще гальке. И тут же он услышал знакомый голос окающий, округлый: - Что такое? - Не валяйте дурака, - все так же негромко ответил первый. - Вы пойманы, опознаны и сидите на прицеле десяти винтовок. Роман Петрович отполз обратно, за камни, и положил руку на спину Гриньки. Мальчуган дрожал. - Я протестую! - громко сказал Сергей, очевидно рассчитывая предупредить своих об опасности. - Кто вам дал право?.. - Молчать! - прошипели в кустах. Расплывающийся круг света от фонарика выхватил из темноты Сергея. К нему подошел офицер- контрразведчик. За ним, с винтовками наперевес, несколько солдат. - Я хочу выяснить наконец... - по- прежнему громко начал Сергей. Договорить ему не дали. Роман Петрович услышал глухой удар, тяжелое дыхание, придушенные выкрики и грубые угрозы.
Теперь Роман Петрович понял, почему упорствовал Гринька, утверждая, что слышит шаги. Сейчас Гринька дрожал, но не от страха: на его глазах в лапы контрразведчиков попал человек вместе с письмом матери. Гринька уже не думал ни о провале поездки, ни о возможном аресте. Письмо! Оно было так близко и вместе с тем недоступно, уходило от него вместе с человеком, которого тащат связанным в кусты. Контрразведчики с Сергеем скрылись в темноте. Снова все притихло, кроме шума волн и трескотни цикад. Сколько прошло времени? Минута? Десять? А быть может, и час? Никто не смог бы ответить. Слишком велико было напряжение. С моря донесся слабый всплеск. Еще раз... Совсем, казалось, близко взвизгнуло весло в уключине. И сразу же из кустов послышался отчаянный крик Сергея. Крик перешел в глухое мычанье. Но и этого было достаточно. С моря ответил голос Христи Ставранаки: - Э-эй! Наза-ад! Э-эй!.. - Христя кричал громко, постепенно удаляясь от берега. - Э-эй!.. Засада-а!.. На берегу послышалась громкая брань. По взбешенному, полному ярости голосу Роман Петрович узнал офицера. Рука невольно потянулась к браунингу, спрятанному в подкладке рукава. И остановилась. 'А кто сообщит нашим о провале? - подумал он. - Лежи, Роман! Влипни в камень. Сам окаменей, а товарищей предупреди...' От кустов отделилась группа людей. На фоне звездного неба четко выделялись их черные силуэты. Впереди - Сергей. За ним - офицер. Позади - несколько солдат с винтовками наперевес. - Чего вы от меня хотите? - спросил Сергей. - Прежде чем задавать вопросы, - холодно произнес офицер, - потрудитесь ответить, что привело вас сюда. - Вышел пройтись, подышать свежим воздухом. - Нам известно все: место назначения, ваши спутники и даже то, что спрятано в этой шаланде. - Не выдумывайте. Ничего я не прятал и никуда не собираюсь. - Быть может, вы не знаете Христю Ставранаки? - насмешливо спросил офицер. - И даже имени такого не слыхали? - Нет. Голос Сергея звучал уверенно. Он понял, что офицер не знает ни кого он задержал, ни тех, кто собирались у шаланды, иначе он не стал бы запугивать задержанного, а сразу отвел бы его в тюрьму. Контрразведчик хотел дождаться других пассажиров шаланды, если они придут. А куда направлялась шаланда, догадаться было нетрудно. Все знали, что связь с плавнями коммунисты поддерживали морем. Но... контрразведчик назвал Христю Ставранаки. Значит, он все же что-то знает!
- Нам нужен ваш партийный билет, явки и пароль, - сухо потребовал офицер. - Какой партийный билет? - развел руками Сергей и подумал: 'Так и есть! Контрразведчик знает очень немного. Прощупывает меня. Партийный билет, явки и пароль они требуют у любого задержанного. Топорная, грубая работа'. - Если вы будете запираться, - все так же ровно, не повышая голоса, продолжал офицер, - я не ручаюсь, что с вами по пути в тюрьму не произойдет несчастный
