— Амбиции амбициям рознь. Я, например, очень хочу, чтобы все мои дети счастливо женились и вышли замуж, но я ни за что не стану выдавать свою дочь за семидесятилетнего старца только потому, что он герцог.
— А вдовствующая графиня это сделала? — Бенедикт не мог припомнить, чтобы какой-нибудь семидесятилетний герцог недавно женился.
— Нет, — призналась Вайолет, — но сделала бы. В то время как я…
Мать величественным жестом указала на себя, и Бенедикт с трудом сдержал улыбку.
— Я бы разрешила своим детям жениться на нищенках, лишь бы они были счастливы.
Бенедикт изумленно вскинул брови.
— Естественно, при условии, что эти нищенки придерживались бы строгих моральных правил и не отлынивали от работы. Ни лентяек, ни развратниц я бы не потерпела.
Бенедикт, чтобы не рассмеяться матери в лицо, тактично кашлянул в носовой платок.
— Но можешь не прислушиваться к моему мнению, — спохватилась Вайолет, искоса взглянув на сына и легонько стукнув его по руке,
— Ну что ты, — поспешно проговорил он. Довольно улыбнувшись, Вайолет продолжала:
— Я сумею скрыть свои чувства к вдовствующей графине, если тебе понравилась одна из ее дочерей. — Она с надеждой взглянула на сына. — Какая же из них тебе приглянулась?
— Понятия не имею, — признался Бенедикт. — Я так и не узнал ее имени. У меня осталась лишь ее перчатка. Вайолет строго взглянула на него.
— Я даже не собираюсь тебя спрашивать, откуда у тебя ее перчатка.
— Уверяю тебя, ничего предосудительного между нами не произошло.
Лицо Вайолет выражало крайнее сомнение.
— У меня слишком много сыновей, чтобы этому поверить.
— Давай вернемся к инициалам, — напомнил Бенедикт. Вайолет снова взглянула на перчатку.
— Довольно старая, — заметила она. Бенедикт кивнул:
— Мне тоже так показалось. Немного пахнет пылью, словно хранилась где-то много лет.
— И швы потерты, — продолжала Вайолет. — Не знаю, что означает 'Л', но 'С' вполне может означать «Сара». Так звали умершую мать графа. Судя по возрасту перчатки, это вполне возможно.
Пристально взглянув на перчатку, Бенедикт произнес:
— Поскольку я совершенно уверен в том, что вчера разговаривал не с призраком, как ты считаешь, кому может принадлежать эта перчатка?
— Понятия не имею. Думаю, кому-то из семьи Ганнингуорт.
— А ты знаешь, где они живут?
— В Пенвуд-Хаусе, — ответила Вайолет. — Новоиспеченный граф их еще не выгнал. Даже не знаю почему. Может быть, испугался, что они захотят жить с ним вместе, когда он переедет в новый дом. По- моему, его нет в городе даже во время сезона. Во всяком случае, я его не видела.
— А ты, случайно, не знаешь…
— Где находится Пенвуд-Хаус? — не дала договорить ему Вайолет. — Конечно, знаю. Недалеко, всегр в нескольких кварталах отсюда.
Не успела она рассказать сыну подробнее, где находится Пенвуд-Хаус, как он вскочил и устремился к двери.
— Бенедикт, подожди! — окликнула его Вайолет, насмешливо улыбаясь. Он обернулся.
— Да?
— Дочерей графини зовут Розамунд и Пози. Если это тебя интересует.
Розамунд и Пози. Ни то, ни другое имя таинственной незнакомке, по его мнению, не подходило. Но кто знает, вдруг он ошибается? Может быть, кто-то считает, что и его имя ему не подходит? Он снова бросился к двери, но мать опять остановила его.
— Бенедикт!
Он обернулся.
— Да, мама? — нарочито недовольно буркнул он.
— Ты ведь расскажешь мне, что произойдет?
— Ну конечно, мама.
— Ты лукавишь, — улыбнулась она, — но я тебя прощаю. Так приятно видеть тебя влюбленным.
— Я вовсе не…
— Как скажешь, дорогой, — махнула рукой мать.
Решив, что отвечать не стоит, Бенедикт раздраженно закатил глаза и, выскочив из комнаты, понесся к входной двери.
— Софи-и!
Софи испуганно вскинула голову. Голос Араминты звучал еще раздраженнее, чем обычно, если, конечно, такое возможно.
— Софи! Черт подери! Где эта проклятая девчонка?
— Эта проклятая девчонка здесь, — пробормотала Софи, кладя серебряную ложку, которую усердно чистила. Чистка серебра не входила в ее обязанности, поскольку Софи являлась личной горничной Араминты, Розамунд и Пози, однако Араминта, похоже, была твердо намерена загонять ее до смерти.
— Я здесь! — крикнула она и, поднявшись, вышла в холл. Интересно, чем это Араминта разгневана на этот раз? — Миледи? — позвала она, озираясь по сторонам.
Араминта выскочила из-за угла, держа в руке какой-то предмет.
— Это что такое?! — рявкнула она, протягивая этот предмет Софи.
Взгляд Софи упал на руку Араминты, и она едва сдержалась, чтобы не ахнуть: Араминта держала в руке туфли, которые она, Софи, позаимствовала у нее для бала-маскарада.
— Я… я не понимаю, о чем вы, — пролепетала она.
— Эти туфли были совершенно новыми! Софи молча ждала, что будет дальше, пока не сообразила, что Араминта ждет от нее ответа.
— И что же?
— Ну-ка посмотри сюда! — взвизгнула Араминта, тыча пальцем в каблук. — Он поцарапан! Видишь? Как это могло случиться?
— Понятия не имею, миледи. Может быть…
— Не может быть, а точно! — выпалила Араминта. — Кто-то надевал мои туфли.
— Уверяю вас, их никто не надевал, — ответила Софи, удивляясь тому, что голос ее звучит спокойно. — Всем известно, как вы трепетно относитесь к своей обуви.
Араминта подозрительно прищурилась.
— Ты что, издеваешься надо мной? «С удовольствием поиздевалась бы над тобой, да не смею», — подумала Софи.
— Ну что вы, — ответила она. — Конечно, нет. Просто я хочу сказать, что вы следите за своими туфлями, поэтому они так долго носятся. — И, видя, что Араминта молчит, прибавила:
— А это, в свою очередь, означает, что можно гораздо реже покупать обувь.
Софи и сама поразилась тому, какую чушь несет. У Араминты было уже столько туфель, сколько за всю жизнь не сносить.
— Это ты виновата! — прошипела Араминта.
По мнению Араминты, Софи была всегда и во всем виновата, но на сей раз она попала в точку, и Софи, ни словом не возразив, лишь спросила:
— Что мне сделать, миледи?
— Я хочу знать, кто надевал мои туфли.
— Может быть, они поцарапались в шкафу или вы случайно сами их поцарапали, когда надевали в последний раз?
— Я никогда ничего не делаю случайно! — рявкнула Араминта.
Софи мысленно с ней согласилась. Араминта всегда все делала обдуманно.
— Я могу порасспрашивать служанок, — предложила Софи. — Может быть, кто-то что-то знает.
— Эти служанки — сборище кретинок, — буркнула Араминта. — У них в голове по одной извилине.
