— Можете повернуться.
Софи заколебалась. Что, если он еще не оделся? Что, если решил продолжить над ней издеваться и просит ее повернуться, в то время как сам стоит голый?
Но ничего не поделаешь, придется рискнуть, решила Софи, понимая, впрочем, что у нее нет другого выхода. И она обернулась. К ее облегчению — и, что греха таить, разочарованию, — Бенедикт стоял вполне прилично одетый, лишь в некоторых местах на одежде виднелись мокрые пятна — там, где она прилегала к телу.
— Почему вы не позволили мне пойти домой? — спросила Софи.
— Потому что хотел, чтобы вы остались, — просто ответил Бенедикт.
— Но почему? — не отставала она. Бенедикт пожал плечами:
— Сам не знаю. Может быть, хотел таким образом наказать вас за то, что подсматривали за мной.
— Я вовсе не… — машинально возразила Софи и оборвала себя на полуслове: ну конечно, подсматривала.
— Вот и молодец, что не стали возражать.
Софи хмуро уставилась на него. Ей хотелось сказать ему что-нибудь необыкновенно остроумное, но она боялась сказать глупость и решила промолчать. Лучше уж выглядеть в его глазах дурой, которая помалкивает, чем дурой, которая трещит без умолку.
— Нехорошо подсматривать за хозяином дома, — заметил Бенедикт, подбоченившись и умудряясь при этом выглядеть одновременно и властным, и расслабленным.
— Это вышло случайно, — замялась Софи.
— Ну, в этом я вам верю, — согласился Бенедикт. — Но даже если вы не собирались за мной подсматривать, факт остается фактом: при первой подвернувшейся возможности вы ею воспользовались.
— Вы меня обвиняете?
— Ну что вы, — усмехнулся Бенедикт. — На вашем месте я поступил бы точно так же.
У Софи рот открылся от изумления: нет, каков нахал!
— И не притворяйтесь оскорбленной.
— Я и не притворяюсь.
Он подошел к ней чуть ближе.
— По правде говоря, я польщен.
— Это было простое любопытство, — отрезала Софи. — Уверяю вас.
— Вы хотите сказать, что подсматривали бы за любым голым мужчиной, доведись такая возможность?
— Конечно, нет!
— Вот я и говорю. — Бенедикт прислонился к дереву. — Я польщен.
— Ну, теперь, когда мы с этим разобрались, я возвращаюсь в «Мой коттедж», — заявила Софи.
Но не успела она сделать и двух шагов, как почувствовала, что Бенедикт схватил ее сзади за платье.
— Нет, не возвращаетесь. Софи устало вздохнула.
— Вы уже и так меня засмущали. Что вы еще хотите со мной сделать?
Бенедикт медленно повернул ее к себе лицом и прошептал:
— Это очень интересный вопрос.
Софи попыталась упереться каблуками в землю — бесполезно. Рука Бенедикта упрямо притягивала ее к себе. Софи покачнулась и оказалась всего в нескольких дюймах от него. Внезапно ей стало ужасно жарко, возникло странное ощущение, что она не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Голова кружилась, сердце колотилось в груди как бешеное, а проклятый Бенедикт стоял, не отрывая от нее взгляда, и все притягивал и притягивал ее к себе.
Взгляд его, казалось, завораживал.
— Бенедикт, — прошептала Софи, забыв, что до сих пор звала его мистер Бриджертон.
Он улыбнулся, и от этой понимающей улыбки мурашки побежали у нее по спине.
— Мне нравится, как вы произносите мое имя, — заметил он.
— Я не собиралась называть вас по имени, — призналась она.
— Ш-ш… — Он коснулся пальцем ее губ. — Не говорите так. Разве вы не знаете, что мужчине хочется услышать совсем другое?
— У меня было мало опыта общения с мужчинами, — призналась она.
— Именно это мужчине и хочется услышать.
— Неужели? — с сомнением в голосе спросила Софи. Она знала, что все мужчины хотят жениться на невинных девушках, но ведь Бенедикт не собирается на ней жениться.
— Именно это мне и хочется от вас услышать, — проговорил он, коснувшись ее щеки кончиком пальцев.
Его горячее дыхание обожгло ей губы, и Софи тихонько ахнула.
Он собирается ее поцеловать! Как же это здорово и одновременно ужасно!
И как она этого хочет!
Завтра она, конечно, горько об этом пожалеет. Да что завтра! Уже сегодня, через несколько минут. Но она провела последние два года, вспоминая его сладостные объятия, и не уверена, что сможет жить дальше, если у нее не будет хотя бы еще одного воспоминания о нем.
Палец Бенедикта скользнул от ее щеки к виску, потом к брови, зарылся в мягкие волосы, коснулся переносицы.
— Какая же ты красивая, — прошептал Бенедикт. — Словно сказочная принцесса. Иногда мне кажется, что ты ненастоящая.
Софи почувствовала, как у нее участилось дыхание.
— Думаю, сейчас я тебя поцелую, — прошептал Бенедикт.
— Думаете?
— Думаю, я просто должен тебя поцеловать, — проговорил он с такими видом, словно и сам с трудом верил своим словам. — Это все равно что дышать. Человек не может этого не делать.
Бенедикт нежно коснулся губами губ Софи, после чего принялся покрывать их легкими поцелуями. Это было настолько потрясающе, что у Софи закружилась голова, подкосились ноги и, чтобы не упасть, она ухватилась за плечи Бенедикта. Она никак не могла понять, что это на нее нашло.
Но внезапно ее осенило. Да ведь так уже было! Два года назад, на маскараде, когда Бенедикт точно так же ее целовал, нежно, бережно, словно она для него самое дорогое существо на свете. И вот сейчас, по прошествии двух лет, она вновь переживает самый замечательный момент в своей жизни.
— Ты плачешь? — прошептал Бенедикт, касаясь ее щеки. Софи заморгала и, протянув руку, вытерла слезы. Она их не замечала.
— Мне перестать? — так же шепотом спросил Бенедикт.
Софи покачала головой. Нет, она не хочет, чтобы он останавливался. Она хочет, чтобы он целовал ее так же, как тогда, на маскараде, сначала с невыразимой нежностью, потом все более и более страстно. Только гораздо дольше, чем тогда, потому что на сей раз часы не пробьют полночь и ей не нужно будет исчезать.
Как же ей хотелось, чтобы он узнал, что она та самая таинственная незнакомка с бала-маскарада! И в то же время она страшно боялась, что он об этом узнает. В общем, в голове у нее все настолько перепуталось…
И в этот момент Бенедикт вновь приник к ее губам. Но на этот раз поцелуй был страстным, требовательным и заставил бы любую женщину затрепетать, почувствовать, что она красива, желанна, бесценна. Софи и не предполагала, как она соскучилась по человеческому отношению к себе. Дворяне и аристократы не замечают своих слуг, не вступают с ними в разговоры, а когда вынуждены к ним обращаться, стараются быть предельно краткими.
А Бенедикт все продолжал свою сладостную пытку. Его губы становились все более страстными и требовательными. Большие руки прижимали ее к себе с такой силой, что Софи было трудно дышать. Тело прижималось к ее телу, и его жар, казалось, проникал сквозь тонкое платье прямо ей в душу.
