совершенно измотан. Но у него было такое чувство, что Никки сейчас требуется моральная поддержка. Она, должно быть, умирает со страху. Он подошел к спальне и тихонько постучал. Никакого ответа. Он постучал чуть громче. Подождал, нажал на ручку, открыл дверь и в лунном свете увидел Никки, которая мирно спала, укрывшись покрывалом. На подушке разметались ее темные волосы. Он тихо-тихо затворил дверь. Ну и нервы у этой девочки!
Он задумчиво потер подбородок. А почему бы ей, собственно, не спать? Он и сам устал, как собака. Он снял куртку, галстук и повесил на спинку кресла у письменного стола. Сел на кушетку, снял туфли и расстегнул рубаху. Взял домашний халат, сделал из него некоторое подобие подушки и сунул под голову.
Бедняжка. Она оказалась черт знает в каком положении. Хуже не бывает. Он сам, впрочем, тоже. Ему придется совершить невозможное! Никки и мухи обидеть не могла! Чтобы понять это; достаточно хоть раз заглянуть ей в глаза – такие испуганные… Длинные пушистые ресницы. Глаза невинного человека.
Глава 10
Эллери Квин открыл глаза. В комнату светило солнце, а инспектор Квин, в кальсонах, на цыпочках, крался через кабинет к закрытой двери в спальню.
– Отец! – что было силы крикнул Эллери и подскочил с кушетки.
Инспектор Квин, который как раз взялся за ручку двери, вздрогнул так, будто ему выстрелили в спину. Помазок для бритья выпал у него из рук в вазу, куда Эллери обыкновенно вытряхивал окурки из пепельниц. Широко раскрыв глаза, инспектор обернулся.
– Ты что, ошалел? Чего вопишь, будто тебя режут?
– Прости, папа. Это я со сна. Еще не проснулся.
– Я и не хотел тебя разбудить. Ты думаешь, если ты спросонья, у тебя есть основания так орать на людей?
– Мне, наверное, приснился кошмар, пап.
– И вообще, что с тобой происходит? Почему ты не разделся по-человечески и не лег в постель? И такой нервный…
– Велье засиделся допоздна. А потом я еще решил дописать пару строк и прилег подумать. И заснул, видимо.
Инспектор, наконец, выудил из вазы свой помазок.
– Словом, Эллери, ты мог бы завести себе привычки получше, – сказал он, покачав головой, и отряхнул с помазка пепел.
– Прости, папа. Погоди-ка, – Эллери, заметив, что отец снова делает попытку войти в спальню, бросился к нему и взял под руку.
– Что тебе еще нужно?
– Скажи, который час?
– Без пяти восемь. Я проспал.
– Ты уже знаешь результаты вскрытия?
– Конечно, нет. Отпусти меня.
– Ты не откажешь мне в одной просьбе? – Эллери не отпускал руку отца и потихоньку уводил его от двери.
– Не откажу, если смогу.
– Позвони мне сразу же, когда будет готово заключение. Меня очень интересует это дело.
– Договорились. Позвоню. Но пусти же меня, наконец. Что ты в меня вцепился?
– Тебе что-то надо, пап?
– Да. Я…
Взгляд инспектора упал на кружки и кувшин.
– Это что, вы столько выпили вчера?
– Да. Я уже думал, что Велье останется здесь навеки.
– Тогда лучше ложись и поспи еще немного. Я только хотел позаимствовать у тебя лезвие для бритвы.
Инспектор внезапным движением освободился из объятий Эллери и оказался у двери, – не успел тот и глазом моргнуть. Оцепенев от ужаса, Эллери наблюдал, как отец входит в спальню. Он даже застонал, опустился на кушетку и схватился за голову. Вот сейчас бомба взорвется… Вот сейчас… Он ждал первого удивленного возгласа отца. Тот, конечно, почувствует себя оскорбленным. Возмутится. А потом грянет настоящая буря. Он обвинит сына в гнусном предательстве, в сговоре с преступницей и даже в соучастии в убийстве. Какой скандал… Сын инспектора Квина…
Эллери услышал, как открылась дверь в ванную позади его спальни, и почти тут же закрылась снова. Инспектор, держа в руке лезвие в синей обертке, снова вышел в кабинет. Эллери, раскрыв рот от удивления, взирал, как отец направляется к себе.
– Полежи еще немного, Эллери, – посоветовал ему отец, остановившись в дверях. – У тебя просто ошалелый вид. Ты явно недоспал.
Не успел отец выйти в коридор, как Эллери бросился в спальню. Никки нигде нет. Кровать заправлена. Все в безупречном порядке. Он распахнул двери стенного шкафа. Никого. Он остановился у кровати, лихорадочно размышляя.
