- Нет. Обычно на автобусе. Это только сегодня. Решил пройтись.
- Хотите я вам сейчас покажу что-то необычное?
- Хочу.
- Тогда свернем за этот угол.
Мы сворачиваем за угол и Саша прижимает меня к стенке.
- Смотрите вон туда.
Вдоль тротуара рассредоточились, вызывающе одетые женщины.
- А что тут?
- Это одна из достопримечательностей нашего города, улица проституток. Но приглядитесь повнимательней, вы не находите знакомых лиц?
Я всматриваюсь в эти освещенные фонарями фигуры и действительно что-то знакомое начинает проявляться среди них.
- По моему, здесь есть наши девочки...
- Наши бывшие девочки. Тех кого мы выкинули с работы. Вон с большим бюстом, чуть прикрытой оранжевой кофтой, Катя Малахова, работала на третьем участке, вон та, тоненькая, с оголенными до бедер ногами, Зоя Климова, уволенная на прошлой неделе, а вот эта, смотрите туда, девушка, в синей юбке, Машенька Муравьева, она с моего участка... Вот так, Федор Иванович, мы их раздразнили деньгами, а теперь, когда выгнали с работы, они нашли способ зарабатывать деньги по другому.
И тут я почувствовал собственное бессилие и чувство вины. Ведь это наши девочки, наши школьницы, которых привел к этому я тоже.
- Саша, я в отчаянии, чувствую свою вину и свое бессилие. Хоть бы кто-нибудь меня научил, что делать? Как спасти этих Корякиных, Адаманте, Артемовых и других? Неужели нет выхода?
- По моему один... Нужно взорвать этот мир.
- Ты о чем?
- Да вот об этом.
Мы замолчали, каждый думая о своем. Честно говоря, я ее не понял, что она хотела этим сказать. Саша потащила меня в другую сторону.
- Может мне обратится за помощью в исполком, поговорить там. Должны же быть где-то умные, хорошие люди.
- Сходите, Федор Иванович, сходите. Только не принимайте близко к сердцу многочисленные поражения, которые вы получите в этой бессмысленной борьбе.
- Почему бессмысленной?
- Потому что до наших детей, в нашей стране, никому дела нет.
- А мы с вами?
- Может быть только мы, дураки, и остались. Вон видите клуб.
Яркие вспышки рекламы, бравая музыка, толпа парней и девчат показались перед нами.
- Вижу.
- Здесь тоже встречаются наши.
Мы прорезаем толпы курящей и гогочущей молодежи. Я сталкиваюсь с какой-то девушкой, у которой макияж обезобразил лицо, оно расписано под очертания демона.
- Федор Иванович, - в изумлении говорит лицо.
- Кто вы?
- Да я, Вера Артемова...
- А... Верочка..., я тебя действительно не узнал. Сегодня только что спасал от...
- Тише, Федор Иванович, не надо сейчас об этом... Александра Васильевна, вы тоже здесь?
- Вера, ты опять за свое, - сухо отвечает ей Саша.
- Я... ничего...
- Я же по глазам вижу. Опять ты нанюхалась наркоты.
- Да здесь же все нюхают, как же я не могу не понюхать. Потом, к завтрашнему дню все пройдет, тем более у еще пол дня в запасе, меня перевели во вторую смену.
- А в школу, кто утром пойдет?
- Поболит на уроках голова, ну и что... Все пройдет.
- Верка, ты где? - слышится грубый голос.
Перед нами возник молодой, здоровый парень, он схватил девчонку за руку и поволок в толпу.
- Шалава чертова, кто платить будет, - шипел молодчик. - Гошка башку обещал тебе разбить, если не заплатишь...
- Федор Иванович, извините..., - пропал голос Веры в толпе.
Мы прошли эту толпу и свернули в спокойный переулок
- Ей сейчас 15 лет, что будет дальше. - говорю я.
- Не знаю, Федор Иванович. Простите за такой бестактный бабий вопрос. Скажите, вот вас к нам два года тому назад прислали, почему вы здесь без семьи.
- Ее у меня нет. Верней была, жена была, сын. Жили мы в Туркмении, а там однажды произошло землетрясение. Меня придавило и спасли, а их совсем...
- Простите, Федор Иванович.
- Ничего. На второй день кажется меня откопали, два месяца провалялся в больницах, а когда вернулся на работу... в общем отпросился, меня перевели сюда.
- А сын большой был?
- Пять лет было парню.
Она совсем замолчала. Мы так долго шли, пока я не остановился.
- Ну вот, мой дом. Спасибо, что проводила.
- А вы меня не хотите пригласить к себе?
А она девушка без комплексов.
- Могу конечно, но вы наверно не представляете, что значит квартира холостяка? Там жуть...
- Не представляю, но было бы интересно взглянуть на эту... жуть.
- Хорошо, пошли.
Она с любопытством осматривает мои две комнаты.
- Боже мой, какая красотища, - слышу ее возглас.
- Ты о чем? А... У меня здесь мастерская, одна грязь и никакой красоты.
- Я об этом.
Она тычет пальцем в различные поделки, фигурки, картинки, вырезанные из камня и разбросанные по буфетам, столам и полкам.
- Это я балуюсь в свободное время.
- Ничего себе баловство...
Она осторожно поднимает отполированную пластинку из орлеца, на поверхности которого лежат вырезанные из малахита тонкие кленовые листочки.
- Это же чудо, каждый лист с прожилками и удивительной подсветкой и, кажется, они вот-вот упадут от дуновения ветерка. А это..., это же необычная красота...
Саша бережно кладет пластинку орлеца на место и берет с верстака фигурку неодетой девушки, вырезанной из желто-белого нефрита. Она рассматривает ее и вдруг ошеломленно говорит.
- Но у нее... Федор Иванович, но у нее... по моему мое лицо?
- Что тут такого, ты мне больше запомнилась.
У этой фигурки для реальности, я вставил вместо глаз два маленьких уральских лазурита и головка приобрела почти живые черты. Такие же голубые глаза, как у Саши. Она неуверенно ставит фигурку на место и уже без комментариев осматривает коллекцию дальше.
- Где вы камни достаете, Федор Иванович?
- По всякому. Познакомился со старателями, с теми, кто ходит в тайгу, с заводскими ребятами и поставщиками на нашу фабрику самоцветов. Они мне в основном большие обломки и привозят, многие за плату конечно.
- И вы эти обломки здесь колите и полируете?
- Да.
