Быстро возвращаюсь на верх, одеваюсь и беру с собой чемоданчик с принадлежностями. Монахиня ждет в машине и только я сел в нее, как она дернулась и заскрипела всеми железными боками. Женщина ведет это старинное чудо весьма уверенно и через час, сноп света фар осветил старую кирпичную кладку высокого забора. Ворота со скрипом открылись и мы въехали в огромный двор. Нас ждали, одна из черных фигур любезно открыла дверцу машину.
- Доктор, сюда.
Только вышел, как другая монахиня торопливо потянула меня в дверь.
В темной келье страдала молодая женщина со вздувшемся животом.
- Доктор, вот. Должна родить и не может.
- Свет, пожалуйста, можно больше света. У вас вода кипяченая есть?
- Есть, всякая есть и простая, и кипяченая.
- Несите все сюда.
Появилось несколько монахинь, они принесли свечи и вскоре вся комната более менее осветилась. Загремела крышка принесенного бачка, я прямо из крана вымыл руки и приступил к осмотру. Женщина не могла родить, структура тела, узкие бедра не позволяли плоду выйти наружу. До госпиталя ее не довести, воды вышли и ребенок помрет, нужно здесь делать операцию, проводить Кесарево сечение.
- Кто мне может помочь? Нужен ассистент.
- Что вы затеваете? - раздается за спиной вопрос.
- Нужна операция, причем срочно.
- А вы можете?
- Черт возьми, если я берусь, почему нужны еще дурацкие расспросы.
Сзади тишина.
- В этой святой обители не полагается ругаться. Сестра Ксения, помогите доктору, - приказал тот же голос.
Рядом со мной возникло темное приведение.
- Оголите руки, вымойте их и потом оденьте хоть передник или чего-нибудь, - отреагировал на ее балдахин я.
Приведение кивнуло. Я выдергиваю из под головы стонущей женщины подушки и заталкиваю их под ее бедра. Из распакованного чемоданчик достаю шприц и делаю ей обезболивающий укол.
- Ксения, вы готовы?
Теперь передо мной уже прибранная женщина с оголенными руками и нормальной головой.
- Готова, доктор.
- Начали. Побрейте ее...
Игуменья Аграфена сидит за столом напротив меня.
- Я надеюсь, доктор, что вы никому не скажете о том, что здесь произошло этой ночью?
- Матушка, я исполнил свой долг и моя профессия не позволяет раскрывать тайны моих пациентов.
- С ней все будет нормально?
- Я наложил три шва. Если сестра Ксения проследит за ней и все будет в порядке, то через неделю, я их сниму. С ребенком тоже все нормально.
- Хорошо, я за вами пришлю машину, только так же, ночью.
- Время уже пятый час. Мне можно отправляться к себе?
Игуменья колеблется.
- Доктор, задержитесь на немного. В моем хозяйстве небольшая лечебница и мне хотелось бы, чтобы вы поглядели на моих пациентов.
- Они сейчас спят, может их не стоит тревожить?
- Ничего. Пойдемте, доктор.
Мы идем темными коридорами и входим в небольшую так же плохо освещенную залу. В ней шесть коек, на пяти видны спящие люди, одна пустая и аккуратно заправлена.
- Вот, они. Первая сестра Елена, заболела десять дней назад. Сестра Елена, проснитесь.
Игуменья без церемоний расталкивает спящую женщину, ее лицо перебинтовано и видно как в щелочках марли открываются глаза и отрешенно смотрят на нас.
- Посмотрите ее.
Матушка бесцеремонно сдирает с нее одеяло и я чуть не вскрикиваю. На теле-скелете, багровые и кроваво-красные пятна разной величины язв.
- Это... полигон?
- По дороге в поселок Камышевку попала под обстрел... ракета разорвалась в километре от них. Белое облако, образовавшееся после разрыва, мгновенно понеслось во все стороны и накрыло несчастных...
- Вы говорите их, это вот эти на койках?
- Нет. Остальные женщины погибли. Буквально сгорели... не смотря на то, что были в одежде, осталась она... одна.
Я наматываю на палочку вату и аккуратно провожу по больной багровой коже, никакой реакции. Потом качаю головой.
- Вы только можете облегчить ее страдания, смазав календулой или катаполом. Увы, она безнадежна.
- Идите сюда. Здесь другая больная. Ирина проснитесь.
Это молодая девушка, она приподнимается на подушке и сонно смотрит на нас.
- Что стряслось, матушка?
- Тебя хочет посмотреть доктор.
Я щупаю ее молодое тело и поражаюсь его упругости.
- Что у вас болит?
- Грудь. Правая грудь.
В районе правой груди большая опухоль величиной с кулак.
- Давно?
- Вот уже месяц...
Врет. Болит давно, только сейчас пошел процесс. Нужно срочно хирургическое вмешательство и грудь придется снять.
- Ее надо прислать в госпиталь. Необходима операция.
- Надежда есть?
- Не могу сказать. Очень запущена.
- А вы могли бы сами сделать операцию?
- Я не ахти какой хирург, матушка. Более сложные операции, должны делать специалисты в оснащенных операционных... Ее надо туда...
- А как же... с кесаревым сечением?
- Вообще то я проходил практику и простые..., как с роженицей, еще могу...
Игуменья сразу сжимает губы.
- А жаль. Вот третий больной.
Это старушка, она даже не открывает глаз, несмотря на то, что игуменья ее расталкивает. Печать смерти на ее лице и сразу качаю головой, как дотрагиваюсь до ее руки. Судя по всему у нее разрушена печень. Желтизна кожи потрясающе выглядит даже в этом полумраке. Матушка все поняла по моему взгляду и идет к следующей койке. Здесь опять молодая женщина, она проснулась давно и улыбаясь ждет своей очереди.
- Что у вас?
- Жжет здесь, - она пальцем ткнула в живот.
- Давно?
- Не а...
- Говори все, Маланья, - требует игуменья.
- Да землю обрабатывала, хотела капусту посадить, пыли много, вот и наглоталась. Потом военные пришли сказали пол участка заражены какими то дио...кси...нами. С того раза и стал живот болеть. Месяц назад то было.
- Земля где?
- У дома, где ж ей быть то.
