– О чем ты?
– Он не желает иметь дела ни с кем, кроме Душечки. Даже возле Капитана больше не ошивается. Не играл в карты с тех пор, как мы взяли Трещину с Наемником. И становится угрюмым всякий раз, когда пытаешься развеселить Душечку. Что-нибудь случилось, пока нас не было?
Одноглазый пожал плечами.
– Я был с тобой, Костоправ. Помнишь? Никто ничего не говорит, но теперь и ты замечаешь. Да-а, он странно себя ведет, – он хихикнул. – Для Ворона странно.
Я наблюдал за приготовлениями повстанцев. В их действиях сквозила какая-то дезорганизованность. Но даже несмотря на ужасы ночи, они закончили закапывать два дальних рва. В результате их усилий на ближнем из этих рвов появилось полдюжины новых переходов. Количество людей у нас на втором и третьем уровнях уменьшилось. Я спросил почему.
– Леди послала толпу вниз, на первый уровень. Особенно с самого верха.
В основном из отряда Ловца Душ, понял я. Его подразделение выглядело совсем слабо.
– Сегодня они прорвут оборону.
Одноглазый пожал плечами.
– Если будут биться так же упорно, как и раньше. Но их запал уже прошел. Они поняли, что совладать с нами не так-то просто. Мы заставили их призадуматься и вспомнить об этом старом привидении в Башне. Она еще не выходила. Может быть, она заволновалась.
Я подозреваю, что это было скорее из-за огромных потерь Круга, чем из-за растущего беспокойства среди солдат. Командная организация повстанцев должна была превратиться в хаос. Любая армия дрогнет, если никто не знает, кто стоит у руля.
Тем не менее через четыре часа после восхода они начали умирать за свое дело. Наша передовая линия укрепилась. Несущего Шторм и Дробящего Кости заменили Ревун и Безлицый. На втором уровне остался Ночная Ящерица.
Сражение происходило по привычной схеме. Орда бросалась под лавину стрел, перебегая мосты, и укрывалась за бревенчатыми щитами, чтобы потом хлынуть на нашу линию обороны. Они шли нескончаемым потоком. Тысячи падали, даже не достигнув своего врага. Многие новички, не участвовавшие в сражениях, откатывались назад и брели, помогая иногда своим раненым товарищам. А чаще просто убегали от разящих стрел. Их офицеры ничего не могли поделать.
Поэтому наша оборона держалась дольше и решительнее, чем я предполагал.
Однако разница в численности и накопившаяся усталость все-таки дали себя знать. Возникли прорывы. Войска неприятеля достигли стены. Поверженные организовывали контратаки, большинство из которых не достигали желаемого результата. То здесь, то там солдаты, потерявшие решительность, пытались спасаться бегством, карабкаясь на второй уровень. Ночная Ящерица расставил вдоль края стены людей, которые отбрасывали дезертиров назад. Сопротивление врагу усилилось.
Но повстанцы почуяли запах победы. У них появился энтузиазм.
Башни и лестницы двинулись вперед. Они шли тяжело и неуклюже, по несколько ярдов в минуту. Одна башня завалилась, упав на плохо утрамбованный грунт, которым засыпали дальний ров. Она раздавила лестницу и несколько десятков человек. Остальные сооружения приближались. Охрана нацелила на них самые тяжелые орудия, которые начали метать зажигательные снаряды.
Вспыхнула одна башня, затем другая. Тяжелая лестница на колесах остановилась, объятая пламенем. Но все остальные непрерывно катились вперед, достигнув уже второго рва.
Легкие баллисты тоже перенесли на них свой яростный огонь, накрыв тысячи людей, которые волокли эти сооружения.
Ближний ров повстанцы тоже продолжали зарывать и утрамбовывать, погибая под стрелами наших лучников. Я не мог не восхищаться ими. Это был очень храбрый противник.
Звезда повстанцев восходила. Они преодолели недавнюю слабость и стали свирепы, как прежде. Жалкие остатки наших отрядов нижнего уровня охватило смятение. Люди Ночной Ящерицы, рассеянные вдоль стены, чтобы предотвращать бегство наших солдат, теперь сражались с повстанцами, которые карабкались на стену. В одном месте противнику удалось вытащить из нее несколько бревен. Они пытались соорудить проход на первую террасу.
День клонился к вечеру, но у повстанцев еще было несколько светлых часов. Меня начало потряхивать.
Одноглазый, которого я не видел с тех пор, как все это началось, опять оказался рядом.
– Весть из Башни, – сказал он. – Прошлой ночью они потеряли шестерых из Круга. Значит, их там осталось где-то только восемь. Вероятно, из тех, кто был в Круге, когда мы впервые пришли на север, уже никого не осталось.
– Не удивительно, что они начали так вяло.
Он смотрел вниз, на сражение.
– Ничего хорошего, да?
– Не то слово.
– Наверное, поэтому Она и собралась выйти.
Я повернулся к нему.
– Да. Она идет, – добавил Одноглазый. – Собственной персоной.
Холодно. Так холодно, так холодно. Не знаю почему. Я услышал крик Капитана. Лейтенант, Леденец, Элмо, Ворон и бог знает кто еще вопили нам, чтобы мы заняли свои места. Время, когда можно было держаться за задницу, кончилось. Я побежал к своему госпиталю, который представлял из себя несколько палаток, поставленных с тыльной стороны пирамиды. К сожалению, он оказался с подветренной стороны от отхожего места.
– Проверка, – сказал я Одноглазому. – Посмотри, чтобы все было готово.
Леди выехала верхом, показавшись у лестницы, которая поднимается на пирамиду почти от самого выхода из Башни. Она ехала на лошадке специально выведенной породы. Горячая по нраву лошадь была к тому же огромных размеров. Ее лоснящиеся бока наводили на мысль о художниках, в чьем представлении такая лошадь – само совершенстве. Одеяние Леди было изысканно – красная и золотая парча, белые шарфы, золотые и серебряные украшения и несколько черных деталей. Она была похожа на богатую даму, которую можно встретить в Опале. Ее волосы были чернее ночи. Длинными локонами они спадали из-под изящной, украшенной кружевами и белыми страусиными перьями треугольной шляпы. Леди выглядела самое большее на двадцать лет. Там, где она проезжала, ее окружала полная тишина. От изумления у всех раскрывались рты. Но выражения страха я не заметил ни у кого.
Те, кто сопровождал Леди, еще больше подчеркивали ее образ. Среднего роста, все в черном, лица скрыты тонкой черной материей. Они сидели на черных же лошадях, вся упряжь которых тоже была черной. Знакомый образ Поверженного. У одного их них в руках было длинное черное копье с наконечником из черненой стали, а у второго – большой серебряный рог. Они ехали с разных сторон от Леди, на расстоянии точно в один ярд.
Проезжая мимо, Она одарила меня сладкой улыбкой. Глаза ее поблескивали весельем и звали…
– Она все еще любит тебя, – усмехнулся Одноглазый.
– Это как раз то, чего я боюсь, – сказал я, пожав плечами.
Она проехала вдоль строя Гвардии, прямо к Капитану, и поговорила с ним полминуты. Он не выказывал никаких эмоций, столкнувшись лицом к лицу с этой старой злодейкой. Ничто не может поколебать Капитана, когда он надевает свою маску командира. К нам протолкнулся Элмо.
– Как поживаешь, приятель? – спросил я. Мы не виделись уже несколько дней.
– Она ждет тебя.
Я произнес что-то типа: гуг. Очень умно.
– Я понял тебя. Надоело, значит надоело. Но я-то что могу поделать? Возьми себе лошадь.
– Лошадь? Зачем? Где?
– Я просто передал, Костоправ. Меня не спрашивай…
С тыльной стороны пирамиды появился молодой солдат, носящий цвета Ревуна. За собой он вел несколько лошадей. Элмо семенящей походкой подбежал к нему и после короткого разговора поманил меня пальцем. Я неохотно подошел.
