собственного сына. Однако близкое общение с Николя убедило его в том, что креолы не похожи на других людей, им свойственно невероятное самомнение и щепетильность в вопросах чести, которая подчас доходит до абсурда. Они готовы биться насмерть по самому ничтожному поводу, и иметь такого человека, как Николя, в числе своих врагов Шведу не хотелось бы.
— Время здесь ни при чем, — возразил Николя, доставая из кармана конверт. — Дело в том, что правда выплыла наружу. Только это дало отцу возможность написать мне. Честь и долг не позволили ему обвинять меня несправедливо. Так что ему пришлось переступить через самого себя и написать, — заключил он, протягивая другу письмо.
— Ты хочешь сказать, что он тебе поверил? — Швед отставил бокал с вином.
— Да, — коротко подтвердил Николя и нахмурился. Швед принялся читать, и за ровными строчками письма возник живой образ почтенного, удрученного допущенной по отношению к сыну несправедливостью старика.
«II сентября 1850 года.
Дорогой мой сын Николя, я был жесток и несправедлив к тебе. Недавно открылась ужасная правда о трагической гибели Франсуа. Я пишу это письмо с чувством боли и радости, поскольку понимаю теперь, что только безутешное горе побудило меня, выжившего из ума старика, отторгнуть и изгнать из сердца тебя, любимого сына. Я прошу о прощении, Николя. Я хочу, чтобы ты вернулся домой и вступил в законные права наследства. Как только ты вернешься, я перепишу завещание. Если мне не суждено будет дождаться твоего приезда, я изложу свою волю в дневнике. Это поможет тебе добиться справедливости. Прости меня и приезжай скорее. Я очень без тебя соскучился.
Твой любящий и кающийся отец
Франсуа Филип де Монтань-Шанталь».
— Если бы я не увидел письма своими глазами, никогда бы не поверил в то, что оно существует, — отозвался Швед, возвращая листок Николя. — Интересно, что именно стало известно твоему отцу и подвигло его на такой шаг?
— Не знаю. Мне в не меньшей степени, чем тебе, хотелось бы знать, кто на самом деле убил Франсуа и подвел под подозрение меня. Поэтому я и еду в Новый Орлеан.
— Ты хочешь, чтобы я отправился с тобой? — поинтересовался Швед.
— Тебе решать, а не мне, — ответил Николя аккуратно, видя смущение друга. — Может быть, у тебя есть веские основания остаться здесь? Ты вроде бы хотел вернуться на прииски и еще раз попытать счастья?
— Да нет, — покачал головой. Швед. — Я подумываю о каком-нибудь своем деле в Сан-Франциско. Небольшой ресторанчик или что-нибудь в этом роде. Может быть, гостиница. Одним словом, хочется осесть.
— Ты собираешься обосноваться в этом городе? — насмешливо переспросил Николя.
— Честно говоря, я уже подумываю об этом, — ответил Швед, не обращая внимания на усмешку на лице друга. — Сан-Франциско мне вполне подходит — здесь много виски и женщин. А теперь, когда у меня есть кое-какой капитал, я хочу принять участие в строительстве этого города. Со временем он станет гордостью страны, если, конечно, его судьба окажется в надежных руках.
— А ты уверен, что хочешь остаться именно по этой причине? — неожиданно спросил Николя. — Не увлекла ли тебя заносчивая ирландка, в медовых глазах которой отражается сияние твоего золота, а не любовь?
— Знаешь, Николя, не будь ты моим другом, валялся бы сейчас на полу со сломанной челюстью, — признался Швед, невольно сжимая кулаки. — Но я достаточно хорошо тебя знаю, чтобы простить твое жестокое, мстительное и просто глупое отношение к Маре О'Флинн.
— Ну-ну, не горячись! — рассмеялся Николя. — Значит, все же ты потерял голову. И когда же свадьба?
— Это не я, а ты потерял голову, Николя. Ты обманываешь самого себя, не желая признать правду. Что еще Mapa должна сделать, чтобы доказать тебе, что является порядочной и достойной женщиной? Ты ведь нарочно отрицаешь это, не так ли? Еще бы, ведь только в таком случае ты можешь найти в себе оправдание для ненависти к ней и обманывать себя, утверждая, что она тебе совсем не нравится! А на самом деле ты просто влюблен в нее, Николя!
— У тебя появляется страсть к философии, Швед. Не увлекайся ею, а то рискуешь прослыть среди друзей Патером.
— По-твоему, ты сильно изменился за последние пятнадцать лет? Перестал быть заносчивым и ограниченным зеленым юнцом, который некогда покинул родительский дом, громко хлопнув дверью? Я разочарую тебя, Николя, ты все такой же. Пора тебе взрослеть, а то как бы не было поздно. — Швед остановил пробегавшего мимо официанта, сделал заказ, потом внимательно посмотрел на своего друга и добавил: — Заявляю официально, только чтобы тебя успокоить: я не собираюсь жениться на Маре О'Флинн.
— Слава Богу! Рад, что в тебе осталась хоть крупица здравого смысла.
— Если бы она согласилась стать моей женой, я почел бы это за величайшее счастье. Но она никогда не подавала мне такой надежды. Я для нее просто друг, человек, на которого она может положиться в трудную минуту. А теперь дружеское внимание ей просто необходимо. Ты знаешь, что у нее умер брат и она осталась с его ребенком на руках?
— Да, я слышал. Но на твоем месте не стал бы очень сильно беспокоиться о ней. Говорят, что Брендан заработал на приисках целое состояние. Впрочем, есть люди, которым всегда всего мало. Итак, теперь Mapa располагает капиталом брата и твоим чистосердечным состраданием.
— Ты, я вижу, продолжаешь стоять на своем. Прошу тебя, Николя, не повторяй ошибки своего отца. Не стоит отвергать человека, не предоставив ему возможности по крайней мере объясниться.
— Я запомню твои слова, Швед. Так, значит, ты не едешь со мной?
— Не еду. И потом, меня никогда не принимали с распростертыми объятиями в Бомаре. А теперь, когда твой отец увидит, что ты все такой же балбес и ветрогон, то и вовсе на порог не пустит. Уж лучше я присмотрю себе какое-нибудь занятие здесь. Может быть, потом, когда я встану на ноги, ты захочешь вложить деньги в мое предприятие? — с надеждой глядя в веселые голубые глаза Николя, предложил Швед.
— Я сделаю это с радостью, но с твоего разрешения ограничусь ролью держателя акций. Я с трудом представляю себя в роли совладельца магазина.
— Как захочешь, так и будет. Давай выпьем за наше грядущее деловое партнерство. Помяни мое слово, когда ты вернешься сюда, я буду хозяином половины города. А ты вообще, собираешься вернуться? — вдруг с подозрением поинтересовался Швед.
— Разумеется. Я вернусь хотя бы для того, чтобы проверить, не надуваешь ли ты меня с моими акциями, — пошутил Николя, поднимая бокал за здоровье друга и процветание их совместного предприятия.
— Когда ты едешь? — спросил Швед.
— Послезавтра отходит пароход в Новый Орлеан. Я уже заказал билет. У нас с тобой есть время обсудить в подробностях наши дела и провести еще одну веселую ночь в Сан-Франциско. Я хочу, чтобы она стала для нас обоих незабываемой.
Глава 10
Жизнь — бесконечное путешествие.
Mapa не спеша шла по коридору «Паркер-хаус», разглядывая таблички с номерами на дверях. Вскоре она остановилась перед дверью Шведа, но постучала не сразу, испытывая странное замешательство. Mapa долго пребывала в сомнениях относительно того, стоит ли наносить этот неожиданный визит, но времени до отъезда у нее оставалось мало, а уехать, не поблагодарив Шведа за все и не сказав, ему доброго слова на прощание, она не могла.
Девушка набралась смелости и постучала. Ждать ответа ей пришлось довольно долго. Наконец дверь распахнулась, и лицо Шведа осветила улыбка, как только он узнал посетительницу.
— Mapa! Проходите, пожалуйста, это большая честь для меня, — сказал он смущенно, открывая дверь еще шире.
