– Сдается мне, что это были заговорщики – из тех, которые всё время вопят «Долой короля», затем восклицают «корону герцогу Бургундскому», – сделал ещё одно предположение Таньги.
– А вот тут вы ошибаетесь, – торжествуя, воскликнул мэтр Крюшо, но тут же, оглянувшись с опаской по сторонам, снова перешёл на шёпот:
– Этот молодой человек ненавидел герцога Бургундского.
– Кого вы имеете в виду? Первого или второго?
– Обоих, – ответил мэтро Крюшон, – но больше первого, потому что он производил впечатление переодетого принца.
– Переодетого принца? Ну уж это вы загнули, любезный мэтр, – насмешливо произнес Таньги, откидываясь на спинку стула.
– С чего вы взяли это, что первый мог оказаться принцем?
– Во-первых, спутник молодого человека – великан с одним глазом, а во-вторых, второй молодой человек относился к нему с почтением.
– Возможно, возможно… что же дальше, мэтр?
– Дальше? В харчевне появилось шестеро гвардейцев герцога Бургундского, – при этих словах Таньги поморщился, – они искали человека по имени Санито де Миран.
– Санито де Миран? – Таньги задумался, но это имя ровным счётом ничего ему не говорило, – и что же? Они нашли, кого искали?
– Вот тут-то и начинается самое странное, – таинственным голосом зашептал мэтр Крюшо, – гвардейцы не заметили этого Санито де Мирана, который и оказался странным молодым человеком. Гвардейцы описали его внешность, которая в точности соответствовала оригиналу, и собирались уходить, когда он поднялся.
– Так он всё-таки заговорил с гвардейцами? – Таньги удивлённо приподнял брови.
– Заговорил? Он им в лицо сказал, что он и есть человек, которого они ищут!
– Позвольте, я прерву ваш рассказ, а по какой причине его искали?
– Он утром того же дня убил трёх гвардейцев герцога Бургундского, – отметил мэтр Крюшо.
– А-а, – протянул Таньги, – и что же произошло дальше?
– Этот самый Санито де Миран стал оскорблять гвардейцев и вынудил их драться?
– Трое против шестерых, чёрт побери, это не совсем честно, но гвардейцам не впервой нападать на порядочных людей в большинстве.
– Но на этот раз им точно не повезло, сударь, уверяю вас!
– Неужели те трое оказались сильнее? – не поверил Таньги.
– Трое? Этот де Миран сразил четверых, пока его товарищи дрались один на один!
– Не может быть! – Таньги с явным сомнением посмотрел на мэтра Крюшо, тот перекрестился.
– Богом клянусь, сударь, он это сделал. Вы бы видели, как он дрался. Все сломанные стулья и столы – его рук дело. Его шпага мелькала с такой быстротой, что мы не могли за ней уследить. Он с таким проворством уходил от смертельных ударов, что ему мог позавидовать сам мэтр Виль, знаменитый учитель фехтования.
– Они убили шестерых гвардейцев, и им позволили уйти? Ни за что в это не поверю. Наверняка его всё- таки поймали и убили!
– Вы опять ошиблись, сударь, – мэтр Крюшо снова торжествовал, – насчёт двоих не знаю, а этот Санито де Миран бежал от гнавшихся за ним гвардейцев. Но далеко ему убежать не удалось.
– Я вам говорил…
– Не спешите, выслушайте сначала. Гвардейцы окружили его на мосту и предложили сдаться. Знаете, как он поступил? Прыгнул верхом на коне с моста, в Сену. Ну, что скажете?
– Что, если вы рассказываете правду, этот человек, несомненно, храбрец, каких мало!
– То же самое и я вам говорю! – Мэтр!
– Слушаю, сударь!
– Как вы смотрите на то, чтобы принести пару бутылочек бургундского вина в память о несчастных гвардейцах. – И?
– И выпить его содержимое в честь храбреца, который отправил их на тот свет?
– Это будет справедливо, сударь, – не мог не признать мэтр Крюшо.
– Вот и отлично, мэтр! – Таньги явно пришёл в хорошее настроение после рассказа мэтра Крюшо. Неприятности, постигшие его по дороге в харчевню, были мгновенно забыты. Таньги предался веселью, в которое вовлёк и мэтра Крюшо, несмотря на живейшее сопротивление последнего.
Одновременно с тем, когда Таньги опустошал вторую бутылку, Иоланта Арагонская в сопровождении одной из прибывших с ней фрейлин направлялась в покои своей племянницы Мирианды Мендос, после весьма насыщенного разговора со своей дочерью, которая призналась матери, что влюблена в дофина и что он отвечает взаимностью. Цель, которую она поставила, покинув для этого собственную страну, становилась всё ближе и ближе. Единственно, что омрачало настроение королевы, – это упрямое поведение её племянницы, которая второй день отказывалась принимать пищу, чем немало обеспокоила всех своих близких, особенно тех, кто знал истинную причину поведения Мирианды.
