– Монсеньор!
– Одо, Антуан, Жорж!
Филипп молча обнялся с каждым из друзей детства. Некоторое время они молча оглядывали друг друга. На их лицах отражались все чувства, которые они испытывали в этот миг. Филипп был словно во сне. Он видел лица людей, совершенно разные, которые подходили и приветствовали его. Лишь ближе к вечеру радость от первой встречи немного ослабла, и Филипп смог усесться за костром рядом со своими друзьями, как некогда в детстве. Он даже не замечал, что вокруг них собралась огромная толпа людей, которые только и ждали, когда он заговорит.
– Наслышаны о твоих подвигах, – первым нарушил молчание Жорж де Крусто, – Антуан только и делал, что рассказывал о том, как ты расправился с гвардейцами герцога Бургундского. В Париже идёт слух, что гвардейцы перестали ходить в одиночку по улицам из-за страха перед неким Санито де Мираном. Теперь они ходят не меньше, чем вдесятером.
Вокруг загремел смех. Филипп задумчиво слушал своего друга, наслаждаясь обстановкой лагеря и людьми, среди которых он впервые почувствовал, что к нему возвращается нечто такое, что он потерял давным-давно.
– Достаточно обо мне, – заговорил Филипп, вокруг сразу воцарилась тишина, все вокруг ловили каждое его слово, – расскажите лучше как жили всё это время.
Все его друзья помрачнели, услышав эти слова. За всех ответил Антуан.
– Как жили? Как можно жить, когда одиннадцать лет подряд только и делают, что убивают твоих родных, друзей и всех тех, кто дорог тебе. В Осере бургундский гарнизон. Они измываются над горожанами. Называют их «отребьем», «отбросами Арманьяков». Любой бургундец может безнаказанно убить любого в ваших провинциях. Он может отобрать дочь у отца, сына у матери, в общем сделать всё, что захочет. До сей поры герцог Бургундский платит пять золотых каждому, кто принесёт голову Арманьяка, принадлежащего к знатной фамилии. Что говорить, монсеньор, дела обстоят хуже некуда. Терпение людей истощилось, но сил бороться с герцогом Бургундским нет. К тому же его поддерживает король Англии. Что можно сделать против таких сил?
– Многое, – ответил Филипп, – враг силён. Но не одной силой достигается победа!
– Тебя давно не было, – заговорил Одо де Вуален, – и ты не имеешь понятия, что происходит вокруг. Что говорить, когда даже Монтегю перебежал на сторону бургундцев.
– Монтегю? – лицо Филиппа потемнело от гнева, – сын храброго отца – стал предателем?
– Да!
– Пусть, – негромко произнёс Филипп, – но разве здесь не собрались арманьяки? И разве они не готовы сражаться с врагом, уничтожающим нас?
– Против герцога Бургундского мы бессильны! – Антуан де Вандом выразил общую мысль.
– Слушайте меня, – Филипп выпрямился, оглядывая всех во весь рост, – разве вы забыли, кто такие арманьяки? Разве вы забыли, что бургундцы, вот уж одиннадцать лет убивают нас? Разве мы недостаточно храбры, чтобы бросить вызов нашим врагам? Отвечайте, – громко крикнул Филипп. Весь лагерь притих.
– Начиная с этой минуты я объявляю войну, и все те, кого страшит герцог Бургундский или кто иной, пусть немедленно покинут лагерь. Оставшиеся выступают сегодня ночью. Я всё сказал.
Филипп отправился к пруду, который находился сразу за лагерем. Коринет сопровождал его, следуя за ним как тень. Филипп провёл возле пруда около четверти часа, затем снова вернулся в лагерь. Все были на ногах и ждали его. Антуан де Вандом вышел вперёд и громко доложил:
– Монсеньор, ни один человек не покинул лагеря. Все готовы выполнить любой приказ, который вы отдадите!
– Ночью атакуем Осер, – коротко приказал Филипп.
– Атакуем Осер? – Антуан растерянно посмотрел на Филиппа, – вероятно, вы не знаете, в городе находится не меньше двух сотен бургундцев. Они с лёгкостью продержатся несколько месяцев за стенами города. А за это время герцог Бургундский пришлёт подмогу. Там армия нужна, а нас всего пятьсот человек.
– Вы всё сказали? – холодно осведомился Филипп.
– Да, монсеньор!
– Через час всем быть верхом, вооружёнными и с факелами! – приказал Филипп.
Несмотря на то, что мало кто понимал распоряжений Филиппа, тем не менее в назначенный срок они были выполнены. Ровно через час всадники выстроились посередине лагеря с зажжёнными факелами. Филипп на чёрном жеребце появился перед ними.
– Друзья мои, – громко заговорил он, – настало время бургундцам заплатить за свои злодеяния, за тысячи жизней, погубленных по их злой воле. Сегодня мы захватим Осер. Даю вам слово чести. Ещё до утра в Осере не останется ни одного бургундца. Но для этого все должны действовать только по моему приказу. Наша сила состоит в том, что бургундцы не знают о нас и, следовательно, наша атака явится для них полной неожиданностью. Внезапность и быстрота обеспечит нам победу. Чем дольше наши враги не будут знать о нас, тем больше у нас будет времени, а значит, мы сможем собрать силы для борьбы против наших врагов. Исходом нашей борьбы станет смерть наших врагов или наша собственная. Возможно всякое, но жить, сложа руки, несравненно большее наказание для нас, чем погибнуть на поле брани. Мы, арманьяки, и во все времена враги наших предков страшились одного лишь имени нашего. Так неужели мы будем недостойны наших отцов?
– Слава, слава арманьякам! – раздались вокруг сотни криков. – Смерть бургундцам!
Постепенно люди приходили в возбуждённое состояние, пропитываясь самим духом предстоящей борьбы, которая пылала в Филиппе огромным костром.
Филипп поднял руку.
– Я не собираюсь вести вас на смерть. Для меня жизнь каждого из вас дороже моей собственной. Нет, времена, когда мы открыто бросали вызов, прошли. Бургундцы одолели нас хитростью. Что ж, ответим так
