Маркус не стал рисковать. Если дать ей время, она, того и гляди, опомнится и изменит решение. Поэтому он понес ее, обвившую его руками и ногами, с балкона в квартиру. В несколько шагов он преодолел расстояние до спальни, уложил ее на кровать, а сам лег сверху, придерживая на локтях вес тела, чтобы ее не раздавить. В распахнутой на груди рубашке и с взъерошенными волосами она казалась воплощением необузданной чувственности.
И он хотел ее.
Плоть его распирало от желания. Он не знал, удастся ли ему расстегнуть молнию на джинсах, не нанеся себе телесных повреждений.
– Я хочу войти в тебя, детка. Я так сильно тебя хочу.
– Да. – Она качнулась под ним – одно легкое движение, но его было достаточно, чтобы подвести Маркуса к опасной черте.
Животный крик сдавил ему горло. Он простонал сквозь сжатые зубы.
Если он не возьмет себя в руки, то поведет себя в постели как подросток, впервые оставшийся с женщиной наедине. Ему нужна была передышка. Шестьдесят секунд, чтобы успокоиться, – шестьдесят секунд без контакта с ее телом. Маркус медлил.
Если он покинет ее на минуту, вдруг она придет в себя и даст ему от ворот поворот?
Маркус взвешивал шансы.
Серые глаза Ронни были подернуты дымкой страсти. Ее поступками едва ли правил разум. Черт!
Он сейчас кончит.
Маркус откатился на бок.
– Я должен спасти мясо.
Ронни широко открыла глаза и одними губами прошептала:
– Не уходи.
Маркус покачал головой и приложил палец к ее губам.
– Молчи. – Он попятился к двери, с трудом преодолевая силу, что влекла его к ней. – Я сейчас вернусь.
Возле двери он сделал крутой поворот и чуть ли не бегом бросился на кухню, не давая себе передумать.
Из ярко освещенной кухни он вышел на балкон и несколько раз глубоко вдохнул прохладный вечерний воздух. И только потом снял мясо с гриля. Отбивные поджарились сильнее, чем он любил, но, к счастью, не подгорели. Вернувшись на кухню, он решил, что недостаточно остыл для успешного выполнения своей миссии, и, сознательно продлевая мучения плоти, убрал в холодильник салат и прочие закуски, приготовленные для ужина.
Тело его не вполне расслабилось, но зато он дал Ронни время, чтобы собраться с мыслями. Решить, на самом ли деле она хочет, чтобы он занялся с ней любовью.
Ронни не отличалась терпением в том, что касалось секса. Так было у них с самого первого дня.
Ему это нравилось. Очень. Но на этот раз он не станет пользоваться ее слабостью. Он даст ей равные шансы. Ведь на кон поставлено их с Ронни будущее. Ронни не глупа и, когда угар страсти рассеется, поймет, что ее использовали. И решит, что вправе нанести ответный удар. Маркус не мог позволить, чтобы она вновь внезапно ушла от него. Если она позволит ему все, пусть знает, на что идет.
Маркус сознательно тянул время, и с каждой минутой он все больше утверждался в мысли, что, вернувшисьв спальню, застанет Ронни одетой и готовой уйти. Или она уже ушла. Нет. Очки ее остались на балконе. Она без них не может вести машину. Он вернулся на балкон и принес очки.
И только тогда, переведя дух, он медленно направился в спальню. Неуютная тугая тяжесть в районе ширинки напоминала ему о том, что тело его по-прежнему пребывало не в ладу с разумом.
Лампа на тумбочке была выключена, но света, проникавшего в спальню из коридора, хватало, чтобы разглядеть кровать и совершенно нагую женщину на ней.
Маркус остановился как вкопанный посреди комнаты.
– Тебя так долго не было… Я решила, что ты съел все мясо. Только не говори мне, что утолил голод. – Она явно пыталась пошутить, но в голосе звучала тревога. Она была на пределе.
Он снова просчитался и обидел ее долгим отсутствием?
Ведь он просто хотел дать ей время собраться с мыслями.
– Ни капли. – Его страсть к ней была неутолима. Он слишком хорошо усвоил этот урок.
Она улыбнулась. Как маленькая хищница в предвкушении вкусной добычи.
– Тогда чего ты ждешь?
– Раньше ты была застенчивой. – Голос его прозвучал серьезно, он хотел ее поддразнить, но не вышло.
Она безразлично пожала плечами. Какое там безразличие – он видел знаки, которые кричали об ином: кожа ее приобрела розоватый оттенок, а грудь вздымалась и падала.
– Как тебе не стыдно? С тобой я никогда не была другой.
Он сорвал с себя рубашку и осторожно расстегнул джинсы.
– Я хочу, чтобы только со мной ты была такой.
