– Не с чего.
– Тогда зачем поднимать такой вопрос?
– А зачем вообще поднимать вопрос о сожалении? Он не ответил. Клер была достаточно сообразительной, чтобы это понять.
– Потому что я хочу знать.
– Сожалею ли я о том, что занимался с тобой любовью?
– Да.
Его голубые глаза впились в нее.
– Сожалеть о том, чего нельзя изменить, – значит впустую тратить время.
У нее свело живот.
– Ты хочешь сказать, что хотел бы все изменить? Бретт определенно вел себя так, словно сожалел о том, что занимался с ней любовью. Что означало, что он, возможно, не захочет повторения. Клер почувствовала, как внутри у нее собирается комок боли. Какая горькая насмешка над счастливым обретением свободы. Она верила в то, что сможет пережить его уход, только ей никогда в голову не приходило, что это произойдет так быстро.
Сердце ее готово было закричать ему: «Не уходи!»
– Оденься, Клер. И тогда мы поговорим.
– Отлично.
Хотвайер вздохнул. Клер была не в настроении, и это все портило. Он собирался смягчить последствия своей глупости, но улаживать проблему, которая таковой никогда не была, не входило в его планы. Да и не привык он выступать в этой роли.
Он не привык быть причиной стихийного бедствия.
Клер вышла из ванной закутанная в белый махровый халат. Пригладила кудряшки, но, даже мокрые, они стремились показать свой непокорный нрав и ложились так, как им нравилось.
Лучше бы она надела что-нибудь из того, что он ей принес. В этом белом халате, который у него всегда ассоциировался со спальней, она смотрелась слишком фривольно. Ее вид его возбуждал, что было совсем некстати. Бретт не собирался возвращаться с ней в спальню до тех пор, пока они не придут к согласию по одному принципиальному вопросу.
Он еще не успел заварить чай, как поймал себя на том, что отошел в сторону, предоставив сделать это ей. Он не собирался впитывать то раздражение и гнев, что буквально клубились вокруг нее. Нет уж, увольте.
Для женщины, которая совсем не умела готовить, Клер вполне прилично справилась с завариванием чая.
Она закончила с чаем примерно в то же время, как он закончил выкладывать покупки на стойку.
Клер протянула ему чай:
– Вот. Мы можем поговорить в другой комнате. Хотвайер взял у нее кружку, заметив, как старательно Клер избегает прикосновений. Хотвайер нахмурился.
– Я не кусаюсь.
Она бросила на него хмурый взгляд.
– Может, я кусаюсь.
Он с трудом подавил желание рассмеяться. Сейчас этот ход был бы неуместен, но она была такая славная девчонка! Он сел на край дивана, но тут же пожалел о своем выборе, когда Клер тоже села на диван. В такой тесной близости сохранять достаточно самообладания для столь серьезного разговора было трудно.
Клер с ногами забралась на диван, так что он мог сколько угодно любоваться ее студнями.
– Итак, этот мрачный фатализм, которым ты потчуешь меня с момента твоего возвращения, имеет какое-то отношение к тому факту, что ты не использовал презерватив, заблаговременно тобою купленный?
Хотвайер как раз собирался глотнуть чаю, но сейчас вынужден был опустить кружку. Он не хотел обжечься.
– Ты поняла, что я не надел презерватив? И так спокойно к этому относишься?
– Не тогда, нет. – Клер глотнула чаю, не сводя с него твердого взгляда. – Но в ванной я это поняла. Наверное, мне это должно было прийти в голову раньше, когда я проснулась, например, но я была слишком занята приятными воспоминаниями о том, как мне было хорошо. Я никогда не бывала такой влажной, как в ту ночь, когда ты доставил мне удовольствие, чтобы я уснула, поэтому я не была абсолютно уверена в том, что эта липкость из-за того, что секс был без презерватива. Наверное, некоторые веши до меня слишком долго доходят.
– На самом деле ты очень быстро соображаешь.
– Но, очевидно, не настолько быстро, чтобы напомнить тебе о защитном средстве.
– Это не твое дело. Я – человек с опытом. Это целиком моя вина.
Клер нахмурилась.
– Ты ведь так не думаешь, если честно? Потому что если ты действительно так думаешь, то я должна чувствовать себя ужасно оскорбленной. Ты считаешь меня умственно отсталой? Я взрослая женщина и
