дюжина. Вот, пожалуйста, – идеальный пример.
– Так мы, значит, ездим на «УниФурах», набитых кусками «УниФуров»?
– Именно, – сказал я. – Система самоподдерживается. Мы перемещаем детали из одного депо в другое, и это дает нам работу.
Я был очень доволен своим объяснением: мне показалось, что вышло ясно и сжато. В глубокомысленном молчании Джонатан уставился на неспешную деятельность, происходившую на всей погрузочной рампе.
– Кстати, – сказал он. – А что за слухи, мол, больше не будет никаких ранних увольнительных?
– А где ты про это услышал? – спросил я.
– Да в столовой только про это и говорят.
– Вот как?
– Ты ведь туда не часто ходишь, правда?
– Нет, я за обедом предпочитаю чуточку мира и спокойствия.
– Так вот, пошел слух, что всему скоро придут кранты, и пораньше никого больше отпускать не будут.
– Поверю, когда сам увижу, – сказал я. – Они такими чистками грозят время от времени, чтобы всех встряхнуть, но потом обычно ничего не происходит. Я полагаю, на сей раз это кто-то придумал, чтобы Серебряные Кокарды немного побегали. Но в конце рабочего дня все равно остается одна только Схема, разве нет?
– Наверное. – Джонатан глянул на часы. – Ладно, мне, наверное, пора.
Но я успел отдать ему накладную на тележку с поддоном и попросил передать бумажку Питеру Лоуренсу. Тогда наконец от этой дряни можно будет избавиться. После чего я направился в кафе выпить чаю с пончиками. Я, конечно, не особо спешил выезжать – теперь я понимал, почему Стив Мур как-то утром так неторопливо поглощал свой завтрак.
Но в конечном итоге я решил, что все-таки пора ехать, поэтому вернулся в депо и взял ключи от УФ61. На ночь я оставлял фургон у рампы, в дальнем конце, поближе к конторе. Однако подходя, я обратил внимание на легкую перемену в его внешнем виде. Под самым окном на дверце кабины кто-то нарисовал примитивную эмблему. Желтым восковым карандашом. И состояла эмблема из цифры 8, вписанной в квадрат.
8
– Вандализм, – произнес голос поблизости. – Чистый вандализм.
Обернувшись, я увидел, что ко мне подошел Хорс-фолл. Он стоял у меня прямо за спиной и глубокомысленно рассматривал желтую отметину.
– И кто это сделал? – спросил я.
– Это лучше ты мне скажи, – ответил он. – Схема ежегодно перевозит до полутонны карандашей. В руки они могли попасть кому угодно.
– Должно быть, это высказался сторонник полного рабочего дня.
– Вполне возможно, да, но я не думаю, что это делает один человек и по своей воле. Я слышал, такие знаки в последнее время появляются повсюду. О них сообщают из всех депо в регионе.
Из кармана он извлек платок и подступил ближе к фургону. И принялся стирать эмблему, постепенно сводя ее на нет. Работа шла медленно – в карандаше оказалось высокое содержание воска. Тем не менее в конце концов от восьмерки не осталось и следа.
– Так-то лучше, – произнес Хорсфолл, делая шаг назад и любуясь результатом своих трудов.
– Меня удивляет, что вы так озаботились, – сказал я. – Я считал, что начальство благоволит к полноденьщикам.
– Все зависит от ситуации, – ответил он. – Очевидно, что мы расположены к полным восьми часам, когда это вообще бывает возможно, хотя главная наша забота – вернуть все фургоны в депо вовремя. Нам же не улыбается, если вы в какой-нибудь пробке застрянете, когда мы уже пытаемся закрыть на ночь ворота, правда?
– Наверное, да.
– Ну так вот. В данных обстоятельствах мы с радостью подпишем вам путевой лист. Нам, начальству, знаешь ли, тоже домой нужно.
Мало похоже на правду, однако последнее замечание оспаривать я не стал, а посмотрел, как Хорсфолл сует уже пожелтевший платок в карман.
– Так вы, значит, в каких-то ситуациях встанете на сторону ранних увольнительных, да?
– Вопрос не в сторонах, – сказал он. – Вопрос в том, чтобы фургоны вернуть вовремя.
По тону я догадался, что Хорсфолл не готов продолжать дискуссию. Тем не менее мне было о чем подумать по пути в «Кружевной рай». Похоже, среди нас есть такие люди, которые относятся к полному дню весьма и весьма серьезно. Я уже знал, что, например, Лен Уокер и Джон Форд открыто это практикуют, да и выступают против ранних увольнительных они, сколько я себя помню. Однако мне все-таки трудно было представить, как один или другой бродят и везде малюют эти эмблемы. Вскоре после того, как я выехал на Кольцевую, такой же знак я заметил на задней стенке «УниФура», ехавшего впереди. Похожий на тот, что я обнаружил на дверце своей кабины, и снова – желтым восковым карандашом. Я попробовал этот фургон обогнать, чтобы взглянуть, кто за рулем, но едва поравнялся, как он свернул на боковую улицу и я его потерял. Через некоторое время навстречу мне попался еще один «УниФур». Я как раз заехал в медленную струю транспорта, поэтому тащился милях на пяти в час, и тут мне навстречу – это транспортное средство. На номерном знаке – буквы ТЛ, значит – совсем не из нашего региона. И у него, сразу под боковым стеклом – такая же восьмерка в квадрате. Я глянул на желтую эмблему, затем – на водителя, и тут же понял, что
