дом Федорчуков, когда состоится суд над Куркулевым и заставят ли того закопать ямищу, выложенную цементом и безнадежно мечтающую стать бассейном.
После туманных отговорок Комарова, обиженные недоверием но-пасаранцы не менее туманно махали рукой в направлении, где предположительно жили Федорчуки и уходили, обсуждая себе под нос нелестное впечатление о новом участковом.
После того, когда потеряв пол-утра на поиск нужного ему дома Комаров все-таки его нашел, новое разочарование не заставило себя ждать. Хозяйка была дома, а вот хозяин...
– Ну и что, что выходной, – посмотрела на него, как на умалишенного, полногрудая молодая женщина, – лето же.
– На рыбалке, что ли? – не понял Костя ее сарказма.
– На какой рыбалке? В рейсе!
– Так выходной же! – почти крикнул Костя.
– Говорили, вы городской?
– И что?
– У сельских жителей выходные только тогда, когда им
позволяет это земля и скотина. У меня вот тоже всего полчаса
для вас есть. На дойку дневную пора.
– Я вам справку на работу выпишу, – жалобным голосом
пробормотал окончательно запутавшийся Костя.
– А я ее на мелкие кусочки аккуратненько разрежу и каждой недоенной корове выдам. Пущай читают, – развеселилась женщина.
И тут же погрустнела:
– А я ведь знаю, зачем ты пришел. Федьку моего арестовать хочешь.
– Да откуда вы все знаете! – вспылил Костя.
– Знаем, не меньше тебя знаем. Только я тебе вот что скажу: не виноват муж. Да, грешила с Сергеем, да, и драки про меж них были, и всякое другое. Но только Федя мой на убийство неспособный. Он даже скотину мне заводить не дает, резать, говорит, жалко. И мышей из мышеловки на волю выпускает, если не до смерти их защемит. «Пусть живут, – говорит, – раз судьба их пожалела, то значит так им на роду написано».
– Так кто же по-вашему, мог убить Куроедова? Вы его хорошо знали, наверное, говорил вам про врагов, друзей?
– Ничего я не знаю, – вдруг резко замкнулась женщина, – и вообще, мне на дойку пора.
– Придется вам тогда после работы в отделение прийти, – попытался остановить ее Комаров.
– Надо и приду, – почти равнодушно согласилась она.
«Ну и черт с вами, – злился Костя, выписывая повестки Елене и ее мужу, – еще церемониться с каждым».
Он с официальным видом выдал женщине повестку, и, взяв под козырек, гордо удалился.
А в Но-Пасаране тем временем назревала смута. Мало того, что все жители были в курсе африканской страсти, возникшей между Еленой Федорчук и покойным Серегой, мало того, что они единодушно встали на сторону Федора, отомстившего за измену, так народ еще и решил между делом избавиться от неприятного всем Куркулева, насолив тем самым его заносчивой жене.
Отдельные страсти кипели в семье Федорчуков. Дело в том, что Елене действительно было что скрывать от нового участкового. В ту роковую ночь она нашла удачный повод и удрала от мужа на свидание к смешливому и горячему Сереге Куроедову. У Елены и раньше случались небольшие романтические приключения с женатыми и холостыми но-пасаранцами и гостями совхоза: уж больно скучна и монотонна была местная действительность, уж больно невыразительна и тяжела была работа. А по телевизору каждые два часа показывали такую любовь! Такие страсти! Горячие усатые мачо заваливали совершенно некрасивых и недостойных мужских знаков внимания девиц охапками дорогих, наверное, роз, пели под евроокнами их коттеджей серенады, плакали от любви ночами. А Федя... Разве он был способен на сильные чувства! Даже шоколадку просто так не купит, не то, что розы.
Заприметила его Ленка еще совсем девчонкой. У нее сладко ныло в груди и екало где-то внизу живота только от одного взгляда на этого высокого, белозубого шофера. Поэтому она и не особенно сопротивлялась, когда Федя по-хозяйски положил руку ей на плечи и молча повел куда-то в райские кущи. Внешний вид кущей напоминал соседский сенник, но тогда это было неважно. Важно было то, что через пару месяцев разъяренный Ленкин отец ворвался в дом Федорчуков и потребовал, чтобы Федя скрыл позор его дочери. Федя особенно и не сопротивлялся. Ленка ему нравилась. Не по-годам развитая, веселая, красивая. Чем не жена? Где дают лучше? Через месяц играли свадьбу. Но ребеночку не суждено было родиться. Ленка поплакала немного и стала дожидаться следующей беременности, которая не наступала год, два, три...
Обычно все заботы замужней женщины поглощает хозяйство, забота о муже и детях, а Ленке заботиться было не о ком. Муж часто и надолго был в рейсах, скотину они не держали. И Ленка затосковала. С тоски же позволила проводить себя из клуба транзитному дальнобойщику, с тоски пригласила его выпить чаю с малиновым вареньем. Черту трудно преступить в первый раз. А потом можно дать себе слово, что это никогда не повторится и нечаянно повторить преступление: неважно, большое оно или совсем маленькое.
О Ленке в Но-Пасаране пошла дурная слава. Мужья запретили порядочным женам поддерживать с ней отношения, бывшие подруги, опустив глаза, быстро проходили мимо, едва бросив холодное и ни к чему не обязывающее «здрасти». И только Калерия, с которой Лена всю школу просидела за одной партой, нашла в себе мужество пойти против требований матери и осталось лучшей и единственной подругой отверженной. Впрочем, репутация Калерии была столь безукоризненной, а нрав незлобливым, что даже самые отъявленные сплетницы не могли создать о ней мало-мальски путную сплетню.
И только муж, как и положено, ничего не замечал. Радостно приходил он домой, между делом прижимал к груди непутевую свою Ленку, шумно плескался у умывальника, привычно оправдывался за лужи воды, которые из года в год создавал своим неаккуратным умыванием. Потом супруги ужинали и садились смотреть телевизор. Из года в год.
Обычно Ленка хулиганила в те дни, когда Федя на несколько дней уходил в рейсы. Но новая, неожиданно вспыхнувшая страсть заставила забыть ее осторожность.
Встретиться с Серегой они договорились около владений Куркулевых. Народу уже давно надоело дразнить Бирюка и его супругу, поэтому шанс попасться кому-нибудь на глаза был невелик. Так им казалось, по крайней мере. Сергей Куроедов после выхода из колонии так и не женился. Поэтому роман с симпатичной Еленой пришелся кстати. В разгар страстных объятий и легкомысленных обещаний, из темноты выросла высокая, казавшаяся особенно громадной для нечистой совести сластолюбцев фигура мужа.
Подобно пушкинскому Командору, одним своим появлением парализовал он волю и способность к сопротивлению неверной супруги и ее соблазнителя.
– Иди домой, – свистящим шепотом потребовал местный Отелло.
– Феденька, – робко попыталась вставить слово Лена, – это не то, что ты думаешь!
– А откуда ты знаешь, что я думаю? – медленно повернулся он к ней, – я думаю, что вы собрались здесь обсудить работу Владимира Ильича Ленина «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме». Разве это не так?
– Да брось, браток, – дружелюбно хлопнул его по плечу Серега, – мы насчет коровника. Ты все время в разъездах, а коровник протекает. Вот твоя и попросила помочь.
– У нас нет коровника, – совершенно спокойно, даже пугающе спокойно сказал Федя. И повторил:
– Иди домой, радость моя.
Обычно смелая в спорах Ленка почему-то не стала сопротивляться и, резко повернувшись, шумно побежала домой, ломая возникающие на пути кусты и распугивая всякую мелкую ночную шушеру. Через двадцать минут вернулся муж.
– Феденька, больно? – потрогала солидный синяк под глазом перепуганная Ленка.
Федя молча скинул порванную рубаху и, отвернувшись лицом к стене, громко засопел носом. Неверная Елена так и не дождалась от него ни одного слова.
