дом заходили гражданки Белокурова и Федорчук?
– Может, заходили, а может, и нет. Сумерки были.
– Анна Васильевна. Давайте договоримся. После того, как я расследую это дело, я приду к вам вы расскажете мне эту историю, – взял себя в руки Комаров. – Мне очень важно знать, что случилось с той девчонкой, но сейчас еще важнее доказать виновность и покарать убийцу.
– Ладно уж, – смягчилась женщина. – Были. Именно в полвосьмого были. Рабочий день уж закончился, вот я и не насторожилась, думала, ты дома. А то непременно шуганула бы бесстыдниц. Зашли, побыли ровно до второй рекламной паузы – семнадцать минут – и ушли.
– Так. Значит, опять, черт старый, дверь открытой оставил, – пробормотал Комаров.
– Чего? – подозрительно переспросила Анна Васильевна.
– Да так, ничего, – опомнился Комаров, – я о своем.
– У-у-у, змеища, – раздалось с печи, как только за
хозяйкой закрылась дверь, – выдала девчонок с головой. Вот доберусь я до нее.
Елены Федорчук дома не было. На ферму она тоже не явилась. Коровы ее стояли недоенные и орали, недовольные распертым от молока выменем и преступным невниманием к ним со стороны прислуги на двух ногах в синих халатах. В унисон коровам орала бригадир Ленкиной бригады, которую никто не предупредил о невыходе на работу доярки и которой теперь приходилось в спешном порядке искать ей замену.
Пришлось идти к Калерии. Комаров сам не признавался себе, что он побаивается эту мягкую на вид и непреклонную в своих убеждениях девушку. Именно поэтому он и пошел сначала к Елене, а не к Калерии. Как ни язвительна и остра на язычок была Ленка, она все-таки проявляла какой-то минимум уважения к представителю власти и не применяла в общении с ним грубую физическую силу. Не то, что Калерия.
Калерия, к сожалению, оказалась на рабочем месте. Она не стала запираться и сразу созналась в несанкционированном посещении дома участкового. Не стала скрывать она и причину посещения.
– Хотели стащить у тебя какие-нибудь улики, – просто объяснила она, – да с замком я не справилась. Хорошо раньше делали! На совесть. Так что все зря. В пластилине только все измазались. Там недоумок какой-то замок пластилином натер, дети, наверное, шалили.
Пропустив мимо ушей шпильку, Костя взревел:
– Да как же ваша дурья башка не понимает, что за это – чистая, стопроцентная тюрьма!
– За пластилин? – пронзила его синим взглядом Калерия.
– За налет на дом участкового!
– И ты сможешь посадить меня только за то, что я пыталась помочь лучшей подруге?
– Не путайте меня! И не давите на жалость! Где Федорчук?
– В отделении, у тебя отсыпается.
– Не Федор, а Елена?
– На работе, – побледнела Калерия.
– Нет ее нигде, ни дома, ни на работе!
Калерия молча опустилась на стул и закрыла лицо руками.
– Ты меня не обманываешь? – сдавленным голосом спросила она.
– Надо больно. Я при исполнении, это вы тут все заврались, кто во что горазд.
– Извини, мне надо идти, – поднялась девушка.
Не слушая Костиных робких возражений, она сбросила белый халат, сняла шапочку и, аккуратно переставив Комарова со своего пути, быстро вышла за дверь.
Дело было раскрыто. Но что-то не давало покоя новому участковому совхоза имени Но- Пасарана. Федор говорит, что кромсал змею ножом. Но нож он оставил на груди убитого им Сергея! И камень. Федор не помнит, чтобы убивал Сергея ножом, нож он связывает исключительно со змеюкой. Он утверждает, что хотел разбить голову соперника камнем. Может ли быть так, чтобы стакан самогона и состояние аффекта настолько спутали бы все события в голове убийцы? Или он просто дурит следствие? Ну, предположим, змея и камень – продукты воспаленного мозга Федора. Почему тогда так всполошилась Калерия, когда узнала о исчезновении Елены? Когда сбежал Федор, ни жена, ни ее подруга не высказывали никаких признаков волнения. А что, если это Елена – одна или совместно с Калерией – убила возлюбленного? А Федор благородно взял вину на себя? А отпечатки на ноже? Да нет, все верно. Змея и камень – мелочи, не заслуживающие внимания. Елена просто прогуливает. А Федора надо только заставить вспомнить.
Входная дверь хлопнула так, что солидный шмат штукатурки упал прямо на рабочий стол Костика, и перед изумленными очами его возникла она, несравненная и пугающая Калерия.
– Найди ее, Костик, найди, – выдохнула она, – я все для тебя сделаю, только найди Ленку.
Из бессвязного бормотания Калерии Костя понял, что вчера вечером, после бесплодного налета на квартиру участкового, между подругами состоялся жаркий спор. Суть его сводилась примерно к тому, что Елена собиралась совершить какую-то опасную глупость, а Калерия ее отговаривала. Что за глупость – Комаров так и не понял. Неприятнее всего было то, что, судя по всему, Елена не ночевала дома. Расстались с Калерией они где-то около одиннадцати вечера, соседка Федорчуков утверждает, что света в доме так и не зажигали, скотина стоит некормленная, а корова – недоенная.
– Куда, куда она собиралась пойти? – тряс за пухлые плечи Калерию Костя.
– Не-е-е знаю, – некрасиво кривилась Калерия.
Казалось, что после взрыва отчаянной решимости, силы ее иссякли и единственное, на что она еще была способна, так это смотреть на Комарова умоляющими глазами и сотрясаться в рыданиях.
– Это она убила Куроедова и подалась в бега? – решил проверить свое предположение Костя.
Конечно, рассчитывать на то, что девушка прямо так, между прочим, скажет ему правду, было глупо, но Виктор
Августинович рассказывал, что в криминальной практике довольно часто эффект неожиданности заставлял колоться даже опытных нарушителей закона.
– Ты чего? – перестала трястись Калерия, – взаправду спрашиваешь, или глумишься?
Эффект не сработал. Либо Елена не убивала Куроедова, либо Калерия ничего не знала.
«Подождем с завершением дела, – решил Комаров. – Сначала дождемся возвращения Елены».
Для начала он решил удовлетворить свое любопытство и проверить бред Федора по поводу змеи и камня. Камень он нашел сразу. Внушительный валун, размером почти с человеческую голову, преспокойно валялся себе вблизи недостроенного бассейна Куркулевых. И как только Комаров не сконцентрировал на нем свое внимание прежде! Да нет, он еще в прошлый раз, когда осматривал место происшествия, заметил, что валун выворочен с привычного места и валяется поодаль от своей ямки с прелой землей и длинными тонкими альбиносами-червями. Сейчас ямка изменилась неузнаваемо. За несколько щедрых на солнце летних дней она поросла молоденькой нежной травкой, контрастирующей со зрелой летней травой, а альбиносы уползли искать себе новый приют, предположительно под тот самый камень. Чтобы проверить работу дедуктивного метода, Комаров поддел ногой валун.
Валун даже не шевельнулся.
– И чем их тут только кормят, в деревне, раз они такие каменюки как гальку с места на место ворочают – пропыхтел он, пытаясь обоими руками сдвинуть камень.
Паршивец просто не смел не поддаться. Иначе авторитет участкового опустился бы как минимум на пару делений шкалы самоуважения. И он поддался. Трава под ним уже успела пожелтеть, от нее шел запах прения и умирания. Черви-альбиносы были тут как тут.
– Вот и попались, – обрадовался Костя тому, что метод сработал.
Для дела поимка червяков была неважна, зато для развития дедуктивного метода – очень даже подходила.
– Гадость какая, – услышал он над своей головой.
Рядом стояла Василиса.
– Смотрю, в земле копаетесь. Думала, грибы ищите, а вы червяков собираете.
