А женщина без подарка – как кобыла без хвоста, брыкучая становится и косеет от злости.
– Как так? – заинтересовался Костик.
Он давно заметил, что суждения деда иногда отличаются чрезвычайным по тонкости психологизмом.
– Дык, зачем хвост кобыле? От мух и слепней отбиваться. А если отбиваться нечем, что кобыла делает? Постоянно по сторонам косит – не сел ли на бок ей кровосос – и ногами взбрыкивает, пытается этого кровососа скинуть. Не скидывает, конечно, не достает – сам попробуй пяткой до спины достать – а от этого еще больше злиться, косит, да брыкается, пока совсем не остервозится. Так и бабы.
– Бабам дарить надо гель от комаров, чтобы не брыкались? – «догадался» Кирилл.
– Во дурилка! – с печи раздался шлепок, символизирующий, видимо, убийство комара. – когда бабу никто не любит, ей все мнится, что все это знают и за глаза злобствуют. Вот она и зыркает по сторонам, вот и отбрыкивется от любого слова и взгляда – со смыслом оно, или без. Вот и лютует. И от лютости своей линяет, плешивеет и усыхает, как старый заячий тулупчик в сундуке под нафталином. А ежели к ней один с подарочком, второй, да не за что-то, а просто так, из симпатии, то она и цветет как фиялка, и жиреет, и покладистая делается – просто страсть. Не всегда и отобьешься. И, заметь, не от шалавости характера – шалавятся бабы тоже от невнимания – а от любви. Вот так.
– Интересно, – и не подумал смеяться Кирилл, – и ты что, хотел соблазнить этим бантиком облезлым бабушку Пелагею?
– Не соблазнить, распутник, а осчастливить. Мужчины, они от женщины не только выгоду искать должны. Они их и просто радовать обязаны.
С минуту на печи слышалось сморкание, сопение, почесывание.
– А ведь хорошо сказал, сукин сын, – скорее выдохнул, чем произнес Печной.
– С философией все понятно. Ты лучше скажи, где этот бантик нашел, – попросил Костик.
– Вот ить, сыщик тоже мне. Да под кровать же закатилси. Когда вам убираться мешал, его и нашел.
Братья пристально рассмотрели заколку. Они привыкли уделять внимание даже самым нереальным версиям, так что для начала прикинули, может ли этот предмет принадлежать мужчине: например, быть заколкой для галстука или использоваться вместо носового платка. Ничего похожего на выделения из простуженного носа на заколке обнаружено не было, она не несла на себе аромата мужского парфюма, запахов бензина и махорки – всего того, чем обычно несет от представителей сильнейшей половины человечества.
Как ни странно, пахло от нее псиной и плесенью. Костик мог дать голову на отсечение, что этот запах он уже имел счастье обонять. Но вот где?
Размышления их прервал деликатный стук в дверь. На пороге стоял и застенчиво улыбался, если этом можно было сказать про козла, блудный Мухтар. Глаза козла сияли, хвостик мелко и часто подрагивал, на морде лежали крошки нерастаявшего снега. Костя попытался смахнуть снег с морды напарника, но он никак не желал смахиваться и, казалось, даже загустел под действием тепла.
– Что это? – подошел Кирилл.
Двумя пальцами он оторвал маленький сгусток снега, поднес к носу и понюхал. Потом, немного помедлив, лизнул, и, утвердительно кивнув головой, целиком засунул в рот.
– Ты чего? В детстве снега не наелся? – вытращил глаза Костик.
– Снега вволю, а безе никогда не наемся, – облизнулся Кирилл. – Твоя козлятина, видно, только что с козлиной свадьбы. Торт уже съели, а спиртным от него не пахнет. Вот что значит настоящий участковый!
Морда Мухтара действительно была обляпана ошметками белкового крема и обсыпана поверху табаком, словно кокосовой крошкой. Шерсть на груди свисала липкими ошметками, глаза смотрели благодушно и сыто.
– Поработай-ка, гулена, – протянул Костик напарнику засаленный зеленый бантик.
Мухтар потянул ноздрями, блаженно сощурился и поймал губами зеленый ацетат заколки.
– Нет уж. Хватит с тебя на сегодня вкусненького, – не дал насладиться ему Костик, – ты лучше след возьми. След, след!
Козел бросил взглядом добрую порцию укоризны в глаза друга, поводил носом по сторонам и уныло полез под кровать.
– Молодец Мухтар, молодец, – обрадовался Костик, наскоро накидывая дубленку, – ищи дальше! Кирилл, сторожи дом на случай, если он вернется.
Мухтар все с тем же потухшим взглядом подошел к порогу, поиграл мышцами под пронизывающим влажным ветром и пошел прочь со двора, уткнувшись носом в снег. Вскоре ему надоело искать запах обладателя заколки на снегу, и он уверено двинулся по улице, только иногда опуская голову к плотно утрамбованному сотнями ног снегу на дороге, да расшифровывая незамысловатые, но выразительные собачьи автографы на снегу.
Судя по всему, Мухтар уже понял, кому принадлежит заколка и вел хозяина прямо в лапы Рыбьего Глаза. Или в щупальца. Или в плавники. Или в ласты.
Размышления Костика прервал визг, сопровождающийся причитаниями. Они завернули за угол и увидели премилую картину: молодой парень пытался оторвать от сапога нежно-серую тряпку. Тряпка, казалось, прилипла крепко и умела издавать звуки: она порыкивала.
– Мальвинка! – понял Костик и поспешил на помощь к парню.
У болонки Савской было новое хобби. Она играла «в партизанку», как называла это Савская. Затаивалась за крутым сугробом и выскакивала навстречу прохожему. Сначала собачка пыталась пугать машины, и они очень забавно пугались – истерично визжали тормозами, закапывались в сугробы, матерились человеческими голосами. Но в один момент жигуленок, из тех, что воображают себя хозяевами жизни и не брезгуют марать колеса о маленьких беззащитных собачек, и не подумал притормозить. Мальвинка еле успела проскользнуть между колесами и почувствовать себя партизанкой в полной мере.
Это ощущение ей совсем не понравилось: под машиной неэстетично воняло выхлопными парами и по животу пробежал противный спазм. Тогда Мальвинка решила устроить засаду на людей. Это было прикольнее, безопаснее и не менее весело, чем пугать машины.
Она уже довела до обморока трех старушек, выслушала виртуозную матершину от семи особей мужского пола разных возрастов и как раз собиралась сделать перерыв на обед, когда ей попался этот тип в омерзительно-новых сапогах. Она не простила бы себе, если бы не попробовала эти сапоги на зуб.
Мухтар молча наблюдал единоборство человека со своим хроническим четвероногим другом, потом вздохнул, выпустил через ноздри два облачка пара и призывно, тоненько мекнул.
Болонка Савской обожала Мухтара. Ни один местный кобель не рисковал связываться с ней, и даже мирские быки почтительно уступали дорогу этой крохе – уж больно стервозна была, больно громко вопила и слишком долго ныли и заживали царапины, нанесенные ее острыми ядовитыми зубками. И лишь один служебный козел не боялся этого монстрика в шкуре голубой французской болонки. За это Мальвина любила его, как только могут любить сильного врага настоящие ведьмы.
– Мухтар, так ты хочешь сказать, что бантик принадлежит этой леди? – понял Костик. – Как же я сразу не догадался? От него же псиной разит, как от собачьей подстилки. Значит, в доме орудовали Савская со своей псиной? Значит, она правда могла заплатить Митропии за покушение на Кирилла?
Костик оставил Мухтара наедине с Мальвиной и припустил к дому. Во влажном холодном воздухе почти неуловимо витал запах разгадки. По крайней мере Комаров теперь точно знал одного из тех, кто пытался им помешать. А это что-нибудь, да значило.
На задержание Савской он решил один не идти. Ариадна Федоровна обожала сюрпризы, была непредсказуема и беседовать с ней Костик предпочитал в присутствии свидетелей. Хотя бы и родного брата.
Родной брат, как и обещал, дожидался его дома. И не один, а с дамой. Дама сидела на колченогой табуретке, высоко закинув ногу на ногу и курила сигарету без фильтра. Костик поморщился. С тех пор, как он предпринял попытку «приобщения к взрослой жизни» в шестом классе, у него от табачного дыма неприятно щипало в носу и слегка подташнивало. Впрочем, в этот раз у него затошнило совсем по другой причине:
