А еще мы хотим в Волгоград, Москву, Ленинград и Брестскую Крепость. Хотите, мы будем днем и ночью коврики плести?
– Кто сказал? – прорвался наконец через нестройный гул старушечьего щебетания голос Инессы Васильевны.
– Секрет, – хитро прищурилась одна, – ни за что не скажем. Он говорил, что наругаетесь.
– Кто? – уже строже спросила женщина.
– Один очень милый молодой человек, – сдалась Федотовна, – только мы поклялись ему своим честным именем и гробом, что не выдадим. Так что уж не просите. Лучше свозите-ка нас в Шушенское!
«Теперь не отстанут, – вздохнула про себя Инесса Васильевна, – у стареньких много чего портится в организме, в том числе и чувство меры. Будут ныть до тех пор, пока я не умру или не сдамся. Переключить бы их на что-нибудь... Или действительно свозить в Шушенское. Эх, сдается мне, что этого милого молодого человека я прекрасно знаю».
– Чья очередь играть в лото? – звонким, хорошо поставленным голосом спросила она.
– Батюшки светы! Прозевала никак, – всколыхнулась Федотовна, – уж мое время-то совсем прошло!
– Фигушки, – обрадовалась ее товарка, – рыбка плывет, назад не отдает. Умерла, так умерла. Сейчас мое время.
– Давайте по-справедливости, – обрадовавшись неожиданному развлечению, загудели товарки.
Инесса Васильевна устало вздохнула и обернулась к Бесу, тихо стоящему поодаль.
– У меня к вам будет небольшая просьба. Сходите, пожалуйста, в колонию и скажите, что завтра у Анны Андреевны день рождения. Пусть приходят те, что обычно ходит. И передайте, чтобы не забыли гитару. Будем петь романсы. Вам не трудно?
– Даже приятно. Сколько у вас живу, еще ни разу не выходил за пределы «Улыбки». Так как добраться до колонии?
Инесса Васильевна машинально объясняла, как добраться до колонии, а сама решала в уме сложное уравнение, где в числителе стояли принципы гуманизма, а в знаменателе заповеди Христовы.
Костя справедливо решил, что самым мудрым решением будет борьба с противником его же методами. Раз бабушка Пелагея вела двойную игру, то и он не побрезгует шпионскими приемчиками. Он ее очарует, слопает все ее пирожки с бзникой и выведет на чистую воду. Кирилла он решил с собой не брать – раз хотят считать, что он раздвоился и стесняется этого, пусть считают. Кирилла он отправил следить за Колей-Болеро. Куда ходит, с кем общается, возле чьих домов крутится. Может быть повезет и удастся приметить момент, когда Коля будет подкладывать анонимное письмо РГ. Или просто будет общаться с кем- нибудь из Куркулевых.
Крестная Бабка приняла его как всегда радушно, плеснула в высокий стакан молока, сняла чистое полотенце с горки плюшек. Пока Костя баловал желудок божественной выпечкой, отвернулась к печке и долго колдовала с чаем. Наконец Комаров наелся, откинулся на спинку стула, потянулся и достал из кармана симпатичную пластиковую термосалфетку.
– Это вам, бабушка Пелагея. Простите, что вашу испортил.
Крестная Бабка потемнела лицом, смутилась и вздохнула:
– Да зачем вы, Костя. Я и ту-то просила только потому, что подарок это был. Подруга подарила, а потом назад попросила.
– Подарок? Вы же сказали, что на помойке нашли?
Крестная Бабка охнула и смешно сжала щеки руками.
– От дура старая! Завралась совсем! Раньше-то не забывала, когда и что говорила, а теперь, видать, пора пришла о душе подумать. Больше не буду, честное слово.
Крестная Бабка так наивно и стыдливо каялась в содеяном, что у Комарова даже не получалось рассердиться на нее.
– Зачем же вы совра... нафантазировали? – деликатно поправился он, – вы же практически помешали следствию?
– Э-э-э, – протянула Пелагея, – вот тут-то ты и не прав. Про подставку мы с тобой говорили не как милиционер со свидетелем, а как односельчане. А односельчанину иногда и приврать можно, невелика птица. А что эта подставка натворила-то? Радиоактивная она какая, что ли?
– Да что она могла натворить, ваша диск... подставка, то есть. И все равно вы не правы. Врать нехорошо даже односельчанину. Это еще в начальной школе проходят.
Костя отхлебнул почти черного чаю и поморщился. Что-то сегодня Крестная Бабка явно переборщила с травами.
– Всем нехорошо врать, или только некоторым? – невинно поинтересовалась она.
– Конечно, всем, – чувствуя себя наставницей гимназисток, провозгласил Комаров.
– И тебе?
– Само собой. Мне-то особенно нельзя. Я представляю собой власть, я должен подавать пример.
– А тогда чего эту штуку подставкой называешь? Будто не знаешь, что не подставка, а дискета это.
– Э-э-э, – глубокомысленно заметил Комаров.
– Вот тебе и э-э-э.
Больше Крестная Бабка не запиралась. Вид ошарашенного участкового настолько порадовал ее, что она без капризов выложила ему все, что знала о дискете и о том, кто подсунул ее бабушке Пелагее.
Комаров слушал, раскрыв рот. Меньше всего он подозревал, что настоящим хозяином дискеты окажется заведующая дома престарелых.
Кирилл лежал на динозавре с никелированными шишечками, в просторечье именуемом «кроватью с панцирной сеткой». Взгляд его блуждал по расквашенным еще летом комариным трупам не потолке, на устах бродила безмятежная улыбка олигофрена-именинника.
– У меня для тебя сюрприз, – подобно шаровой молнии, ворвался в дом Костик.
– У ме-ня для те-бя то-же, – отчеканил Кирилл.
– Да? – не обратил внимания на несколько странное настроение брата Костя, – надо же, какое везение! Кто начнет первым?
– Я, конечно, кто же еще. Я же старше тебя на целых шесть минут, – лениво пробормотал Кирилл.
– Валяй, только быстро, а то у меня язык чешется.
Для убедительности Костик пошкрябал ногтями собственный язык. Кирилл не улыбнулся. Он резко сел на кровати, запустил пальцы в шевелюру и взъерошил и без того лохматые волосы.
– Значит так. Если предположить, что Коля-Болеро общается с теми людьми, которым и подкидывает письма от РГ, то сегодня этих писем получили человек двадцать, как минимум. Он останавливается возле каждого прохожего, как собака возле каждого столба, со всеми разговаривает, здоровается за руку, почти каждый его чем-нибудь угощает, почти каждого чем-нибудь угощает сам Коля. При известной ловкости рук подбросить письмо – проще простого.
– И все? – немного разочаровано произнес Костик.
В глубине души он надеялся, что Кирилл заметит более явные следы Колиной причастности к деятельности шайки. Например, тайную встречу с Куркулихой или распихивание по чужим сумкам бубликов с посланиями. Так, кажется, делали подпольщики в начале прошлого века? Разрезали бублики и вкладывали внутрь листовки, а потом связывали все это безобразие ниткой, смоченной для цветовой маскировки в чае...
– Не все. Еще он ходил к Куркулевым.
– Честно? – подпрыгнул Костя.
Он прекрасно знал, что дом сестры закрыт для несчастного блаженного. И что на людях ни сама сестра, ни ее муж, ни мальчишки-племянники не афишируют родственные связи с несчастным блаженным.
– Честнее не бывает. Возле дома его уже поджидали. Наверное, встреча была запланирована.
– Вот оно что, – опять перебил Костик, – значит., поджидали? Сама Куркулева?
– Фигушки. Очаровательная девица лет шестнадцати.
– Василиса, – догадался Костя. – Так это неинтересно. Василиса – единственная из Куркулевых, кто не
