Глава 18
Индульгенция для рыбьего глаза
Бесом прозвали его еще в далекие сороковые. Прозвали не друзья, а враги. Уж больно донимал их пронырливый, стремительный и вездесущий следователь. Выскакивал, словно черт из табакерки, в самый неподходящий момент, ломал ход тщательно продуманной операции, вставлял, казалось, уши во все стены в города и окрестностей.
Еще больше осатанел он во время Великой Отечественной, когда служил, естественно, в разведке. Здесь характер Беса дополнила еще одна черта – беспощадность к врагам. О какой пощаде можно говорить на войне? На то она и война, чтобы четко разграничивать черное и белое.
Когда Бес постарел, кличка сама собой подзабылась, и курсанты школы милиции называли его уже по- другому. К тому времени мало бесовского осталось в его натуре. Острый ум, быстрота реакции, легкость остались, а вот огонек как-то опал, стал светить более ровно и правильно.
Комаровых он заприметил сразу. Заприметил и полюбил. Полюбил не унылой любовью старика, а любовью сдающего позиции вожака к сильным и подающим надежды волчатам. Поэтому и решил наведать своего питомца Костика Комарова. Опоздание на поезд подало ему неплохую идею: а что, если проникнуть в Но-Пасаран инкогнито и со стороны понаблюдать за деятельностью подопечного? Устроить ему настоящий экзамен? Лучшую арену для наблюдения, чем «Улыбка» трудно было придумать. Не зря интуиция вывела Афиногенова именно туда.
Виктор Августинович довольно быстро понял, чем занимается заведующая дома престарелых – чего- чего, а подслушивать и анализировать он умел мастерски, а оболочка немощного старика прекрасно маскировала живой и острый ум. Интуиция сразу выделила из всех посетителей дома престарелых
Настеньку и Гришаньку, каждое их движение, каждый взгляд, каждое слово не проскользнуло мимо неприметного для них Беса.
Столь же быстро он узнал, что и братья Комаровы интересуются деятельностью Рыбьего Глаза. Вот это дело он и решил подкинуть своим ученикам в качестве экзаменационного билета. Именно тогда Виктор Августинович подсунул в ошейник Мухтара записку с угрозами – в качестве затравки и катализатора процесса. Мухтар, как помнится, немного пожевал записку, но суть ее от этого не изменилась: братья Комаровы поняли, что им кто-то угрожает и стали искать этого некто. В свете всех событий они вполне логично посчитали, что это и есть великий и ужасный Рыбий Глаз.
Но самое интересной произошло позже – так как Бес или Виктор Августинович, как кому угодно, продолжал подслушивать и вынюхивать, то вскоре он понял, что привычный уже и вполне невинный сельский шантаж грозит перерасти в нечто настолько серьезное, что Нью-Васюки Остапа Бендера перед Но-Пасараном просто померкнут, как меркнет неоновая реклама перед прожекторами футбольных стадионов.
И виной этой метаморфозы должен был стать ни кто иной, как Гришанька Мухин, горячо любимый пленник обитательниц дома престарелых. Гришанька действительно учился когда-то у Инессы Васильевны, и, более того, был отличником по всем предметам, побеждал на многих математических олимпиадах, был гордостью школы и любимцем учителей.
В тюрьму он попал по обидной и нелепой случайности: перебрал лишнего, за рулем попался особо настырному ГАИшнику, и в пьяной браваде крепко набил тому морду и прочие места. Получили так же и подоспевшие товарищи ГАИшника – Гриша дрался хорошо, до того, как его все-таки скрутили, больно обидел еще парочку.
За это и сел. Срок, правда, был небольшой, и, как это не покажется странным, пришелся очень на руку Гришане. Почему?
А потому, что напился тогда он в честь завершения удачного дела – слизывания со счета одного из банков крупной суммы денег. Гришанька Мухин по прозвищу «Муха» был талантливым и неуловимым хакером. Тем самым, в поиске которого принимал участие Кирилл, будучи на стажировке в первопрестольной.
Гриша орудовал в одиночку и успел покопаться в счетах не только тех банков, с которых он снял деньги. Задержание и арест по поводу пьяной драки немного поостудили его пыл, но зато дали шанс не загреметь в тюрьму уже по более серьезной причине – ограбление банков. Если бы Муха продолжал, он наверняка бы попался.
Здесь, в колонии при Но-Пасаране ему в голову пришла более интересная, на его взгляд, идея. А что, если не просто перекидывать деньги со счета банка на свой счет – это становилось опасным – а начать шантажировать те же банки? Например, отправить им послания с угрозами пустить в интернет очень нежелательную для того или иного банка информацию. И с того момента любой, кто владеет этой информацией, сможет хозяйничать в банковских счетах, как таракан на городской кухне. Гришанька решил требовать за свое молчание вполне приемлимые суммы. Деньги должны были отправлять сами банкиры на счета в разных городах России, желательно, городах-героях, включая Шушенское. Деньги снимала бы Инесса Васильевна, вывозя в эти города своих старушек. Муха даже не успел обговорить процент, который шел бы на дом престарелых за эту услугу – бывшая учительница так и не согласилась на эту авантюру.
Кириллу и Виктору Августиновичу удалось прикрыть Инессу Васильевну. Она даже не проходила в деле как свидетель. А любимец бабусь Гришанька сполна ответил за свои прошлые грехи – к слову сказать, деньги он так и не успел потратить.
– Но ведь вы же педагог. Как вы не смогли отговорить его, вернуть на истинный путь? – спрашивал Костик заведующую.
– Мои ученики мне как дети, – ответила она, – а в детях часто не видишь дурного, им часто прощаешь грехи и ошибки.
– А как же ваши личные ошибки? Ведь вы сами было чуть не согласились на его авантюру? Виктор Августинович говорил, что в последнее время вы все меньше сомневались?
– Мне просто трудно было спорить с ним. В последний момент здравый смысл бы все равно восторжествовал и не дал бы мне преступить черту.
– Но ведь вы ее уже в некотором роде преступили...
Костик применил-таки свой неопровержимы аргумент: самым непостижимым образом в последнее время в Но-Пасаране стало возрастать количество грешков и мелких пакостей. Видимо, людям понравилось так просто и незатейливо расплачиваться за свои грехи, и они стали более смело и беззастенчиво грешить. Такой процесс наблюдался в XV-XVI веках в каталицизме. Тогда для того, чтобы заслужить прощение, необходимо было совершить пару-тройку добрых поступков, за что выдавался определенный сертификат на прощение, именуемый индульгенцией. Народу так понравилась эта идея, что индульгенции шли нарасхват, а наиболее корыстолюбивые священники даже приторговывали ими из-под прилавка.
Понятие греха постепенно стиралось, расплата за грех страшила все меньше.
– Вы понимаете, что деятельность Рыбьего Глаза частью останавливает, а частью провоцирует но- пасаранцев на мелкие пакостничества и преступления?
– Вы знаете, я почему-то никогда об этом не думала. А откуда вы взяли, что это действительно так?
– Да вы только посмотрите! – Костик загрузил дискету, на которой работал, – в первый квартал вашей деятельности было совершено девять адюльтеров или супружеских измен. Потом их количество резко снизилось, но ненадолго. Посмотрите, я даже составил график. Вы видите, насколько возросли прелюбодеяния на вверенной мне территории в последнее время? А прелюбодеяния – это не только поступок, порочащий звание гражданина Российской Федерации, но и драки, скандалы, поножовщина. Скоро я с работой справляться не буду по вашей вине.
Теперь он говорил с ней не как ученик с учительницей, а как товарищ.
– Вы знаете, – казалось, Инесса Васильевна совсем не была подавлена, – даже если деятельность Глаза прекратиться, а я уже близка к тому, я никогда не буду винить себя за это. Знаете, скольким людям мы помогли за это время? Знаете, сколько обездоленных приняли со слезами благодарности нашу незатейливую материальную помощь? Посмотрите, какое симпатичное письмо я только сегодня получила, – и учительница протянула ему надорванный конверт.
Письмо пришло – ни много ни мало – из Саудовской Аравии. В нем сообщалось, что деньги, перечисленные в фонд угнетенных женщин этой страны попали угнетенным женам сильнейшего нефтяного магната. Жены были тронуты столь очаровательно мизерной суммой и фотографией обитательниц дома
