был синьор Росси. Он повернул голову и произнес:
– А, вот и вы, д'Эгвилль. Я собираюсь возобновить ваш балет «Le jugement de Paris»[33], и его нужно подготовить за два дня. У нас больше нет времени.
Спутник Розали спокойно ответил:
– Мадемуазель де Барант знает этот балет, она танцевала в нем несколько лет назад. И я разучивал с ней партию Юноны.
– Molto benе[34]. – Балетмейстер заметил Розали и обратился к ней: – Синьорина, вы должны показать мне, что танцуете не хуже вашей матери, не правда ли?
Она скинула плотный плащ и осталась в тонкой муслиновой тунике и розовых чулках. Он одобрительно проговорил:
– Вам не надо переодеваться. Д'Эгвилль, наверное, предупредил вас, что я не переношу опозданий. Я вызвал Вестриса, но он всегда так долго копается в артистической уборной.
Она обрадовалась, узнав, что Арман будет ее партнером. Розали почувствовала, что это знак свыше. Она надевала туфельки, когда вошел Вестрис. Он тоже был в тунике и чулках.
Они расцеловались в щеки по французскому обычаю, и он весело произнес:
– Очевидно, я пророк, cherie. Это ваша роль, и вы на своем законном месте. Мы снова станем партнерами.
Они прошли на сцену, уже обставленную для первого действия шедшей в тот день оперы, и он пояснил, что разрисованный задник и боковые декорации изображают восточный дворец. Розали была довольна она опять вернулась в свой уютный мир с замками из дерева и холста, а не из прочного камня с известью.
У нее забилось сердце и пересохло горло. Розали поняла, что она во власти столь привычного ей сценического волнения. Она ждала, когда заиграет оркестр, и в этот момент успех в новом театре, само право выступать в нем показались девушке чем-то второстепенным. Гораздо важнее не обмануть ожиданий д'Эгвилля. Она знала, что ее осанка не изменилась голова, шея, плечи и руки двигались с прежним изяществом, но прыжки были, к сожалению, terre a terre[35], да и ноги скользили не на столь четко и точно, как требовалось.
Росси обернулся к другому итальянцу, сидящему теперь за клавесином, и разъяснил ему:
– Синьор Пиккитта, сейчас вы увидите pas de deux пастуха Париса и богини Юноны.
Стук ее носков о деревянные половицы грозил заглушить негромкий звук струн оркестра. Она сосредоточилась на музыке, соразмеряя свои движения с ее ритмом, ее улыбка сделалась более естественной, когда усилием воли Розали начала побеждать законы гравитации. Она выдвинула руку навстречу протянутой руке Армана, положив другую на его крепкое плечо, и подняла ногу, сделав arabesque penchee. Секунду спустя она ринулась от него прочь, ее туфельки заскользили по сцене, а он начал преследовать ее, высоко прыгнув в одном из своих прославленных jetes.
Вдохновленная его блестящим мастерством, Розали легко и с полной выкладкой исполнила сложное bouree. Такое уже случалось во время ее репетиций с д'Эгвиллем. Глаза Армана сверкнули, его сильное, мускулистое тело вновь оторвалось от земли, и она поняла, что, танцуя, он становится почти красивым.
Однако его новый подвиг, entrechat huit, не вызвал одобрения у синьора Росси, который выкрикнул из первого ряда:
– Аллегро – поскорее! Нет, нет, попробуйте снова. Вы хотите танцевать быстро и живо. Мы этим потом займемся. Синьор Пиккитта, продолжайте!
Кода была величественной и статичной. Она не требовала от танцоров особой энергии, a pas de deux завершилось еще одним арабеском с поддержкой.
Пока синьор Росси и Джеймс д'Эгвилль о чем-то тихо переговаривались, Розали встала сзади и перевела дыхание. Она слишком устала, и ее мысли путались, но инстинкт подсказывал, что для танцовщицы, не выступавшей на сцене два месяца, она исполняла партию совсем неплохо. Наработанная годами техника осталась при ней, а поврежденная правая лодыжка, к счастью, не дала о себе знать.
– Я доволен, синьорина, – заявил балетмейстер, – хотя для Юноны вы слишком малы ростом. Спускайтесь вниз, в артистическую уборную, там для вас подберут нужный костюм. Я посоветую синьору Келли заключить с вами контракт, если вы согласны с нашими условиями.
От волнения Розали лишилась дара речи, но, выходя за кулисы, кивнула, соглашаясь.
– Подождите, Вестрис, – приказал синьор Росси, когда Арман двинулся вслед за ней. – Я хочу еще раз посмотреть ваши entrechat. Я отнюдь не в восторге от вашей элевации.
Хмурый вид француза свидетельствовал о том, что его профессиональная гордость задета этим замечанием.
Розали, снимая влажные от пота кожаные туфельки, вспомнила этот эпизод и удивилась реакции Армана. Настоящий артист, часто говорила ей мать, должен подавлять самолюбие, знать свои слабые стороны и стараться их преодолевать, чтобы совершенствоваться. Она с горечью призналась себе, что слава и лесть испортили ее друга. Розали молча поклялась бороться с собственным тщеславием и постоянно учиться у других, особенно теперь, когда ее мечта превратилась в реальность.
Лондонские церковные колокола пробили два часа пополудни. Как раз в это время карета герцога Солуэй и экипажи с делегатами от парламента подъехали к окруженному колоннами двору Карлтон- Хаус.
Через два дня после отъезда Розали де Барант Джервас тоже покинул Хабердин. Он решил занять свое место в палате лордов. Для него это был акт протеста, несогласие подчиняться семейным правилам и оправдывать ожидания близких. Он не заявлял открыто о намерении отыскать возлюбленную, и хотя его мать догадалась, что не только долг заставил его отправиться в Лондон, она удержалась от каких-либо комментариев. Возможно, она не беспокоилась еще и потому, что в ее присутствии, да и вообще в замке, он предпочитал скрывать свои чувства.
Он уже знал, что Розали не вернулась в театр на Тотнем-стрит, из которого так стремительно ушла после случившегося с ней в октябре несчастья. Он надеялся что-нибудь выяснить в Айлингтоне, но все его усилия оказались напрасны – Седлерз-Уэллз не работал до Пасхи, а миссис Дибдин пребывала в твердой
