— Около десяти.
— Ну вот видите? Вы ошиблись. Вчера вечером Эви была с друзьями. У них были билеты на какую-то пьесу в театр «Билтмор Боул».
— Со мной говорила Эвелин. Я узнала ее голос. А кто еще, какая еще женщина могла бы знать такие вещи о Дугласе?
— А как вы можете быть уверены, что вам сказали правду?
— Мой сын признал, что это правда. А потом убил себя. — Верна начала раскачиваться взад-вперед, прижав руки к тощей груди. — Дуги. Дуги умер. В свой день рождения. Мы собирались его отметить… О Господи, уходите, оставьте меня одну.
— Миссис Кларво, выслушайте меня.
— Нет, нет, нет.
— Я хотела бы помочь вам.
— Уходите. У меня умер сын.
Миссис Меррик ушла тем же путем, каким пришла, — через внутренний дворик. Блэкшир дожидался ее на подъездной дорожке, подняв воротник от ветра, его губы посинели от холода.
— Я отвезу вас на работу, миссис Меррик, — сказал он.
— Спасибо, не нужно. Лучше идите к ней. — Она начала натягивать замшевые перчатки. — Слава Богу, хоть Эвелин жива. Неважно, что она сделала, но она жива. За что я и благодарю Господа.
Миссис Меррик повернулась и быстрыми шагами пошла навстречу ветру, высоко держа голову.
Глава 13
Мокрые пятна на платье, в тех местах, где она отмывала кровь в уборной публичной библиотеки, теперь уже высохли, и можно было осмелиться снова выйти на улицу. Даже если ветер распахнет полы ее пальто, никто не заметит бледных пятен на лифе платья, а если и заметит, то не поймет, что это такое.
Она закрыла книгу, которую якобы читала почти час, и поставила ее обратно на полку открытого доступа. Она никого не знала в библиотеке, и ее никто не знал. Однако опасно было сидеть долго на одном месте, особенно в тишине читального зала, потому что по временам мозг ее довольно громко тикал, как метроном, и по его ритму какой-нибудь шпион мог узнать, о чем она думает.
Таким шпионом был, например, старик, сидевший за столиком неподалеку от справочного отдела и загораживавшийся номером «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт». Он делал вид, что углублен в чтение, точно мальчик, уткнувшийся в книжку с картинками, но угол поворота головы выдавал его. Чтобы старик не мог подслушать ее мысли, она начала довольно громко жужжать. Тот опустил журнал и кисло посмотрел на нее, понимая, что его обнаружили.
Проходя мимо его столика, она немного наклонилась и прошептала: «Бесполезно следовать за мной». Потом направилась к двери, запахнув полы пальто.
Она победила, конечно. Однако тиканье ее мозга становилось назойливым. Оно возникало в самые неподходящие моменты, меняясь в зависимости от интенсивности ее мыслей, и страшно было, как бы тиканье не стало оглушительным и не довело бы ее до сумасшествия.
Сумасшествие. Это слово, которым нельзя бросаться. Терола попробовал.
Она быстро спустилась по ступенькам ведущей в библиотеку лестницы и пошла на север, думая о Тероле. Она держалась с ним обходительно, вежливо. У него не было никаких оснований сказать ей то, что он сказал.
Когда он открыл ей дверь, на нем были полосатые пижамные брюки и нижняя рубашка.
— Хелло, мистер Терола.
— Тебе-то чего надо?
— Я просто подумала, что зайду и…
— Слушай, малютка, мотай отсюда. Я с похмелья.
Он начал закрывать дверь у нее перед носом, но она оказалась проворней.
— Я могла бы сварить вам кофе, мистер Терола.
— Я сто лет варю себе кофе сам.
— Значит, самое время попробовать моего. Где у вас плитка?
Зевая, он провел ее в спальню и сел на край кровати, а она включила плитку и налила воды в кофейник.
— Как это ты стала милосердным ангелом, малютка?
— Я рада время от времени постараться для друга.
— А потом, думаешь, друг постарается для тебя?
— Это было бы чудесно.
— В чем закавыка?
— В тех снимках, что вы с меня сделали, — сказала она. — Сожгите их.
— Почему?
— Я на них плохо получилась.
Его брови зашевелились, как черные волосатые гусеницы.
— Вот как?
— Сожгите их и сфотографируйте меня снова. Сделайте такие снимки, чтобы их показывали в музеях.
— Послушай, Элейн, Эйлин или как тебя там…
— Эвелин.
— Послушай, Эвелин, будь пай-девочкой и шагай домой, а я подумаю над твоим предложением.
— Вы этого не сделаете.
— Что ты, конечно, сделаю.
Он лег на кровать и прикрыл одеялом нижнюю часть тела до пояса.
— Вы обещаете, мистер Терола?
— Что?
— Сделать меня бессмертной?
— Рехнулась ты или что? — сердито сказал он, взбивая подушку. — Услышат люди такие слова и упекут тебя в дурдом.
— Мистер Терола…
— Уматывай, я сказал. Сегодня мне не до тебя. Славно провел ночь.
— Мистер Терола, как вы думаете, я хорошенькая?
— Великолепная, — сказал он, закрывая глаза. — Просто милашка.
— Вы смеетесь надо мной.
— Нет, не смеюсь. Зачем мне это надо? А теперь будь пай-девочкой, исчезни, Эйлин.
— Эвелин, — сказала она. — Э-ве-лин.
— Ну да, конечно.
— Скажите: Эвелин.
Терола открыл глаза и увидел, что она склонилась над ним.
— Да что с тобой, малютка? Ты сумасшедшая?
Сумасшедшая. Такими словами не бросаются.
Заворачивая за угол, она оглянулась на библиотеку. Шпион, загримированный под старика, стоял на лестнице и наблюдал за ней, держа под мышкой «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт». Она бросилась бежать.
Старик вернулся в библиотеку и остановился у справочного стола, за которым сидела рыжая девица, обложенная телефонными справочниками по всем городам страны.
Девушка улыбнулась и сказала:
— Я уж было подумала, вы опять сбежали с нашим журналом, мистер Хофман.
