Он кивает, соглашаясь. Это хороший план.
4
Осенние листья кружатся по Рэндольф-авеню, собираясь у ступеней Долфин-мэншн. Здание выглядит все так же: белая резная арка над входом, бронзовые буквы на стекле над дверью.
Али нетерпеливо барабанит по рулю своими короткими ухоженными ноготками. Это место ее нервирует. Мы оба помним другое время года, суматоху, шум, мрачную жару, страх и горе. Джо ничего об этом не знает, но, должно быть, чувствует наше состояние. Шурша опавшими листьями, мы переходим дорогу и поднимаемся по ступенькам. Дверь открыта: домофон автоматически открывает ее каждый день с девяти до четырех часов. Стоя в фойе, я смотрю на центральную лестницу, словно прислушиваясь к отдаленному эху. Вверх и вниз по этим ступенькам может пройти все: письма, мебель, еда, новорожденные младенцы и пропавшие дети.
Я помню имена и лица всех жильцов. Я могу изобразить линиями на схеме их связи, контакты, карьеру, передвижения и алиби на время исчезновения Микки. Я помню это даже не так, как если бы это случилось вчера, – я помню это, как яичницу с тощим беконом, которую недавно так и не смог съесть.
Возьмите, например, Рэйчел Карлайл. В последний раз я видел ее на поминальной службе по Микки спустя несколько месяцев после суда. Я опоздал и сел сзади, чувствуя, что вмешиваюсь в чужую жизнь. Тихие, одурманенные всхлипывания Рэйчел наполняли часовню, она выглядела отчаявшейся и уставшей от жизни.
Там же присутствовали некоторые ее соседи по Долфин-мэншн, включая миссис Суинглер, любительницу кошек, чья прическа выглядела так, словно один из ее полосатых любимцев свернулся у нее на голове. Рука Кирстен Фицрой лежала на плече Рэйчел. Рядом с Кирстен сидел С. К. Дрэйвид, учитель игры на фортепьяно. На скамейке позади расположились Рэй Мерфи, комендант, и его жена. Между ними ерзал и бормотал их сын Стиви. Синдром Туретта делал его движения молниеносно быстрыми[20].
Я не остался до конца службы. Я выскользнул на улицу и остановился, только чтобы посмотреть на мемориальную табличку, ждавшую благословения:
Микаэла Луиза Карлайл
1995–2002
Мы не успели попрощаться, ангел мой, но до тебя – всего лишь мысль
Ни морали, ни логики, ни душевного успокоения. По словам судьи, ее смерть была бессмысленной, жестокой и случайной.
Потом я еще много раз допрашивал Говарда Уэйвелла, надеясь, что он расскажет о месте погребения Микки, но он ничего не сказал. Время от времени мы обнаруживали новые зацепки, перекапывали парк в Пимлико[21], осушали пруд в Рэйвенскорт-парке[22].
С тех пор я не говорил с Рэйчел, но иногда, втайне от всех, оказывался возле Долфин-мэншн, выглядывал из окна машины и все думал, как же может ребенок пропасть в пятиэтажном доме из одиннадцати квартир.
Старомодный железный лифт грохочет и дребезжит между этажами, поднимаясь на самый верх. Я стучу в дверь квартиры номер 11, но мне не отвечают.
Али всматривается в прозрачные вставки на двери, потом опускается на колени и заглядывает в щель для почты.
– Ее давно не было дома. На полу скопилось много писем.
– Что ты еще видишь?
– Дверь в спальню открыта. На крючке висит халат.
– Голубой?
– Да.
Я помню, как Рэйчел сидела в этом халате на диване, обнимая телефон.
Ее лоб был липким от пота, глаза затуманились. Прежде я уже видел подобное. Ей надо было выпить, ей необходимо было выпить чего-нибудь покрепче, чтобы пережить это.
– Семь лет. Прекрасный возраст.
Она не ответила.
– Вы с Микки хорошо ладили?
Она озадаченно посмотрела на меня.
– Я хочу сказать, вы никогда не ссорились?
– Иногда. Не больше, чем все обычные семьи.
– А как часто, по-вашему, ссорятся обычные семьи?
– Не знаю, инспектор. Я вижу нормальные семьи только в телесериалах.
Она смотрела на меня без вызова, но с твердой уверенностью, что я избрал неверный путь расследования.
– Микки общается с кем-нибудь в доме особенно тесно?
– Она всех знает. Мистера Уэйвелла снизу, Кирстен через площадку, миссис Суинглер, мистера Мерфи, Дрэйвида с первого этажа. Он дает уроки фортепьяно…
– Мог быть у Микки повод уйти из дома?
– Нет.
Бретелька бюстгальтера соскользнула с плеча Рэйчел, и она поправила ее. Та снова соскользнула.
– Может, кто-нибудь хотел забрать ее?
Она покачала головой.
– А ее отец?
– Нет.
– Вы в разводе?
– Уже три года.
– Он видится с Микки?
Она сжала в руке шарик из мокрых бумажных салфеток и снова покачала головой.
Я положил открытый блокнот на колени.
– Мне нужно его имя.
Она не ответила.
Я ждал, когда тишина смутит ее, но, казалось, Рэйчел абсолютно равнодушна ко всему вокруг. У нее не было нервных привычек вроде приглаживания волос или покусывания губ. Она выглядела полностью отрешенной.
– Он никогда не причинил бы ей вреда, – внезапно сказала она. – И он не так глуп, чтобы забирать ее.
Моя ручка зависла над блокнотом.
– Алексей Кузнец, – спокойно произнесла она. Сначала я подумал, что она шутит, и чуть не засмеялся.
Алексей Кузнец… Это было имя, от которого перехватывало дыхание и становилось холодно внутри, имя, которое произносили в тихих уголках, скрестив пальцы и постучав по дереву.
– И когда вы в последний раз видели бывшего мужа?
– В день нашего развода.
– А почему вы так уверены, что не он забрал Микки?
Она и бровью не повела.
