– Нет, он не мог быть убийцей, потому как сам был убит в ту ночь второго августа.
– Но отпечатки, следы крови. Кругом отпечатки его пальцев. Меня же затрахала ваша милиция. Говорили, что я скрываю убийцу.
– Но ведь ты в это не верил.
– А факты, улики, куда деться? Я уже начал верить.
– Зря, но выходи, приехали.
– Что это, какая-то свалка.
– Свалка. Здесь и нашли твоего брата мертвым.
– Когда?
– Сегодня.
– Кто?
– Вот те ребята. Подойди к ним. Скажи хоть спасибо или что… Потом мы с тобой еще обговорим детали.
Окаменев, как на ходулях, Вован подошел к бульдозеру. Мужики, чуя дармовую выпивку, засуетились, принялись наперебой описывать процесс обнаружения и состояние трупа.
– Константин Иванович, я здесь, – тронул меня за плечо Макс. – Ваше поручение выполнил. Все в машине.
– Ты пиджак не оставил?
– Нет, на заднем сиденье валяется. Что предстоит сегодня?
– Сейчас решим.
Вован по-прежнему тупо смотрел в землю, словно до него не доходил смысл сказанного. А по обширному мусорному полю уже тут и там, словно сурки, сновали человеческие фигурки, собирая, сортируя, выбрасывая или складируя понравившееся барахло.
Пора и мне было браться за работу.
– Владимир Петрович, время не ждет, – окликнул я застывшую долговязую фигуру.
И он так же, беспрекословно повинуясь, на деревянных ногах поплелся к нам. По дороге остановился, выложил на гусеницу денежный пресс и поклонился куда-то в глубь мусора. Стакан водки я держал наготове. Не думал я, что этот циник полупреступник так расквасится. Мне казалось, он отреагирует спокойнее.
– Держи, Вован, помяни брата.
– Да, да, конечно.
Захлебываясь, он выпил стакан, вылив остатки в мусор.
– Устрою я поминки, они у меня слезами кровавыми умоются. Найди их, Гончаров. В долгу не останусь.
– Об этом поговорим часа через два. Сейчас езжай в свой трактир и жди меня там. И запомни, никаких подписей. Макс, отвези его в тот ресторанчик и следи. Никуда ни на шаг от него не отходи. Будет просить водки, выбирай бутылку из кладовой сам, но много не давай. Я приеду через час-полтора. Здесь надо поболтаться.
Ефимов расщедрился и прислал аж пять бутылок. Батон колбасы и три булки хлеба. В придачу я забрал у Макса вчерашний набросок портрета Жоры. Некрасивое это занятие – при помощи водки выуживать информацию у людей и без того ущербных, Богом обиженных. Но действует практически безотказно.
Первой подошла женщина неопределенных лет, одетая в обноски с определенным запахом, унылая и с явной грустью в глазах.
– Покойничка поминаете?
– Поминаю, сестра, – смиренно согласился я.
– А кем ему будете-то?
– Дядюшкой.
– А не нальете стаканчик, я б тоже помянула.
– Отчего же не налить, помянуть – дело святое.
Она, манерно отставив мизинчик, разом хряпнула сто пятьдесят и не спеша, с достоинством удалилась. И тут на меня, как на Бастилию, двинулась невесть откуда взявшаяся толпа. Да не хватило бы и пяти ящиков! Поэтому я поспешно закрылся в машине, через стекло выбирая информатора действительно знающего. Десятка полтора бродяг терлись вокруг машины, словно под ней лежала самая вкусная корочка сыру. Наконец до моих ушей дошел нужный мне разговор.
– Ты че, вообще, что ли? – говорил он.
– А я тебе говорю, точно она, – доказывала женщина.
– Иди ты! Станет он второй раз приезжать?
– Да я и номера-то помню: сорок восемь сорок пять.
– Это ты сейчас увидела.
– Мудак, как я их могу увидеть, когда сбоку стою. Зайди и проверь.
– Точно. Галка, давай-ка отсюда!
– А мужик-то не тот.
– Да. Тот постарше был.
С независимым видом я вышел из машины. Парочка отпрянула. Я не торопясь открыл капот и бесцельно подергал свечи, проверил масло, открыл радиатор и засунул туда палец. Парочка осмелела, подошла поближе, стараясь заглянуть поглубже вовнутрь салона, где на заднем сиденье рефлекторным раздражителем лежало четыре пузыря водки.
– Выпить хотите? – спросил я как можно обыденней.
– Еще чего? – заартачился мужик.
– Не хотите – не надо, – послушно согласился я, захлопывая капот. – А то племянника помянули бы. Убили его здесь. Вот на этой машине привезли и убили.
– Я же тебе говорила, что та самая машина, а ты… Можно и помянуть.
– Ну, садитесь тогда. – Я открыл дверцу.
– Нет, может быть, лучше к нам зайдем?
– Куда? Куда к вам? – спросил я, искренне ошарашенный.
– Это недалеко, как раз в том месте, где закопали вашего племянника.
– Ну, вы идите, а я за вами поеду.
Метров через сто они остановились, приглашая меня следовать за ними. Только куда, я так и не понял. Но все-таки вышел и наконец сообразил, о каком жилище шла речь. В яме глубиной метра полтора на куске рубероида стояли два платяных шкафа. Сдвинуты они были задними стенками, а сверху тоже прикрыты рубероидом. Фантастика!
– Заходите, – любезно пригласили радушные хозяева.
– Да ведь мы там не поместимся.
– Не скажите, мы вшестером помещались и даже спали.
– Нет уж, садитесь лучше в машину.
С опаской, но они все-таки влезли на заднее сиденье, и я тут же пожалел о своем гостеприимстве. Удушливый смрад, казалось, навечно овладел салоном. Я поспешно откупорил приманку, влил в них по полбутылки, после чего предложил прогуляться.
– Расскажите мне все о последних минутах жизни моего племяша.
– Ну че рассказывать, вон там его зарыли, даже не зарыли, закидали всякой всячиной. Знали, что там «КамАЗы» – мусоровозы разгружаются. Так оно и было, на следующий день его засыпали так, что не докопаться. А три дня назад бульдозер пришел, стал разравнивать кучи, вот он и вылез.
– А кто его привез?
– Двое, мужик да баба. Галка услышала шум и меня разбудила. Я выглянул. Гляжу, подъехала эта машина и связанного мужика из кабины, значит, вытаскивают.
– С какого сиденья?
– С переднего. А он живой еще, значит, слазить не хочет, тогда мужик его чем-то по голове стукнул, он и вывалился. Они его к фарам подтащили. Фары не шибко горели, не ярко. Тут баба говорит, дескать, давай скорей, утро скоро. Мужик достал ножик и начал ему, значит, руку отрезать. Он как закричит. Не надо, мол,
