затряслась в падучей, да так, что, казалось, машина вот-вот развалится. Примерно таким вот образом.
Это были последние слова, которые я слышал. Меня затрясло так, будто в задницу мне вставили перфоратор, а к макушке подвели десять тысяч вольт.
Когда я очнулся, довольный полковник протягивал мне плоскую фляжку с коньяком.
– Ну, как тебе сюрприз? Выпей.
– Дурак ты, Ефимов, законченный. Пошел на…
– Ну извини, Гончаров, не думал, что будет такой глубокий шок. Минут пятнадцать ты отдыхал.
Обессиленный, я вывалился из машины и лег тут же на асфальт, собираясь с мыслями и силами. Да, на подобную пакость не пошел бы даже я.
– Ну, майор видит такое дело, прижимает «четверку» к обочине, – как ни в чем не бывало продолжает Ефимов, – вытаскивает испуганного парня из-за руля, а тот и сам ничего понять не может. Девчонка в шоке. Майор в растерянности. Вызывает гаишников. Те их вместе с машиной прямо сюда. Установили – «жигуль» ворованный, запищали от радости. Пацанчика с девчонкой в клетку, потом к ответу. Выясняется следующее, дней за пять до этого бродили они по лесу километрах в трех от мусорной свалки. Смотрят, стоит автомобиль прямо в чаще и без намордника. А вокруг никого. Понаблюдали они за ним день, два, три. Никого вокруг. Ну и решил тут пацанчик, его Валерой зовут, решил он обзавестись собственной машиной, тем более дверь не заперта, ключи в замке торчат. Первый день они по лесу покатались. Все нормально. Поставили на место. А поутру решили заправить дармового коня. Выехали на трассу. Все нормально. Двигатель урчит, колеса крутятся. Девчонка веселится. И тут вдруг началось. Девчонка как скаженная затряслась, парень испугался и на газ. Ну а остальное ты знаешь.
Я к чему это рассказываю, не пляжная ли это «четверка», что увезла Длинного Гену?
– Думаю, что она, – хмуро ответил я. – А почему хозяину не вернули?
– Во-первых, он отдыхает где-то в Турциях, во-вторых, жена говорит, что никаких электрошоков на автомобиле установлено не было, а в-третьих, если машину вели и установили подобную мудистику, значит, предполагалось какое-то преступление. Видимо, так оно и есть. Тем более обычно ставят один электрошок, его вполне хватает, а тут вляпано два, можно и убить.
– Что вы и хотели со мной сделать! Дайте выпить, – попросил я полковника, усаживаясь за руль. – Где кнопка-то?
– Под педалью сцепления. Удобно. Что на завтра планируешь?
– Еще раз встретиться с Семушкиным, если ничего нового до этого не случится.
– И что нового ты от него хочешь получить?
– Не знаю. Но если Гену убивают или где-то прячут, значит, это кому-то нужно. А в крысиной норе всегда больше крыс, чем на улице.
– Логично. Тебе Ухов завтра нужен?
– Не мешало бы и эту крысоловку тоже.
– Но она ж в угоне. Тебя первый же гаишник зацапает.
– Я номера перекину. Их у тебя вон сколько. С любого рыдвана снимай.
– Ладно, перевинчивай, опять, чую, неприятностей от тебя наберется море. Это же вещдок, а ты на нем разъезжать будешь.
– То-то и оно. Хочу я на ней одного мужичка прокатить.
– Личная месть?
– Нет, думаю, что он к этому автомобилю причастен.
– Вот как, и кто же он?
– Пока не знаю. Прокачу нескольких, посмотрю, как реагируют. А Ухов чтоб сзади на подстраховке висел.
– Если он будет с тобой, то и номера менять нет нужды.
– Резонно. Ладно, я поехал. В восемь утра пусть Ухов ждет меня здесь.
– Погоди, ты, как приедешь, моего паренька отправь домой, а то загостился.
– Ладно.
– Стой. Тебе, может, рацию дать?
– На кой она? В ней, кроме верблюжьего хрюканья, ничего не слышно. Привет, полковник.
Полковник показал кулак.
Наверное, это был самый правильный вечер, проведенный мною за последние полтора года. Бросив «адскую» машину прямо возле подъезда, я влетел на второй этаж и условным сигналом объявил, что Гончаров явился. Мы с почестями проводили телохранителя, и я забыл, что живу двумя этажами выше. Я по достоинству оценил приготовленную для меня ванну с благовониями и ароматами.
Из ванны я поднялся легкий и благоухающий, как ангел, но мысль, посетившая меня, была нечестива. Валентину я ухватил прямо в передней, когда она несла мне очередные мужнины подгузники. Около часа пес укоризненно наблюдал за нашим бесстыдством, слегка покачивая головой и пуская длинную прозрачную слюну.
Потом, едва живые, не удосужившись даже прикрыться простынями, прямо на полу мы пили замечательный кагор, закусывая его поцелуями. А потом настала ночь, черная в своем безумстве и солнечная в нашем счастье.
– Что будем делать, Кот? – задала она извечно глупый бабий вопрос рано утром.
– Трахаться, – оптимистично ответил я, одеваясь.
– А когда наши приедут? Твоя жена и мой муж? Что тогда?
– Поженим их!
– Костя, ты все шутишь, а я тебя люблю.
– Брось, Валька. Любовь штука проходящая. Константная величина есть деньги, а они есть у твоего мужа.
– Но и ты Константин, а значит, и ты величина постоянная. Я люблю тебя, слышишь? Позови меня, и я брошу эту чертову двухэтажную квартиру, уйду к тебе…
– К пустому холодильнику и шелудивому коту. Нет, Валюшка, тебе все быстро надоест, и мы потихоньку, разлюбив друг друга, станем сварливы и противны. Подмечая друг в друге малейшую погрешность, вскоре мы станем врагами.
– Я люблю тебя, дурак, как ты не можешь этого понять.
– Могу. И люблю тебя не меньше, милая Валя, у нас есть еще немного времени. Давай безжалостно пить друг друга. До полного финиша, чтоб без остатка…
Замурлыкал телефон, и я автоматически про тянул руку.
– Стой, я сама, вдруг это…
– Вот видишь, Валюшка… это жизнь. Инстинкт самосохранения.
– Бери трубку! – крикнула она с вызовом. – Бери, и сразу ставим крест на прошлом.
– Нет. – Я протянул ей телефон. – Ответь, потом решим.
– Але, я слушаю… Да… Он только что зашел. Тебе, кажется, какой-то начальник.
– Гончаров слушает.
– Слушай, Костя, слушай! У меня для тебя еще один сюрприз.
– Какой?
– Ты знаешь, где новая мусорная свалка?
– Приблизительно.
– Подъезжай, там и лежит наш подарок. Мы тоже едем.
А я уже знал, какой «подарок» могли найти на мусорке. Поэтому, хмуро одевшись, я бросил Валентине:
– Дверь никому не открывай. Ни знакомым, ни незнакомым. Ни женщинам, ни мужчинам, ни даже детям. Сиди и прижми попу. Я позвоню условно.
– Что-то случилось?
– Случилось, – буркнул я уже в дверях.
Милицейский «уазик» и ефимовскую «Ниву» я повстречал на повороте к свалке. Он хмуро махнул рукой, предлагая следовать за ними.
