процесс.
— А до суда вы не собирались убивать гражданку Мукалову из пистолета? — заинтересовался следователь.
— Конечно, не собиралась! В идеале ее должны были посадить. Это она все завертела! А вот если бы не посадили, только тогда я… Грек имел все шансы на успех, но он предпочел бежать с ребенком. — Элиза задумалась. — И что-то мне подсказывало, что Марию накажут условно. Я очень хорошо знаю свою дочь. Она абсолютно лишена эгоизма даже в необходимых для выживания дозах, то есть в плане личного интереса — непроходимо глупа. Наверняка бы написала к суду слезливое объяснение, что она все знала о подкинутом ребенке и даже сама умоляла Марию в роддоме отдать его ей.
— Тут появляетесь вы с пистолетом и берете на себя карательные функции, — кивнул Самойлов. — И вы ради торжества справедливости согласны были сесть за преднамеренное убийство? Никогда не поверю. Расскажите же нам, в чем заключался ваш умный ход меркантильной эгоистки.
Поверженная Элиза опустила голову и прошептала:
— Если бы Марию не посадили, я… я потом подложила бы пистолет зятю. Мотив налицо. Он бы сел надолго.
— Элиза?! — вскочил папа Валя.
— Хватит изображать покаяние, — обратился к Элизе Самойлов. — Вы прекрасно знаете, что намерения ненаказуемы.
— Их обоих просто не стало бы, — подняла голову Элиза. — Как никогда и не было. Испугалась, детка? — обратилась она потеплевшим голосом к Лере. — Надеюсь, ты не веришь в этот бред? Воспринимай мое признание как артистический дивертисмент. Этакий детективный экспромт, моноспектакль для близких родственников. Нравится? Кстати, когда я снималась в рекламе кофе, один режиссер сказал…
— А где, позвольте спросить, предмет реквизита? — перебил Самойлов. — Где пистолет?
— Выкинула в реку, — с готовностью призналась Элиза. — Как только грек позвонил из Германии, сразу и выкинула.
— Вот и ладненько, — потер ладони Самойлов. — Подведем итог? Я считаю расследование законченным и хочу уверить присутствующих, что не собираюсь никого обвинять. Если у супругов Капустиных появится желание отстоять свое право на ребенка законным путем, они должны будут начать этот путь с заявления на мошенницу, совершившую, можно сказать, должностной подлог, — на Марию Мукалову. В таком случае ей будет предъявлено обвинение и в сговоре о продаже ребенка, хотя, если гражданин Америки Марк Корамис является биологическим отцом этого ребенка и если… — запутался следователь, — если этот ребенок был зачат вследствие физического контакта… В общем, я хочу вам посоветовать сначала поговорить с Корамисом. У вас есть несколько дней на принятие решения, после чего либо я занимаюсь отчетом по проведенному по вашему заявлению следствию, либо вы забираете это самое заявление. Теперь я хотел бы выслушать, что имеет нам сказать по данному вопросу Валерия Валентиновна.
Лера встала с пола и спросила:
— Когда мы поедем за Антошей?
Выждав несколько минут молчания, во время которых супруги Капустины растерянно переглядывались, Мария Мукалова сидела, закрыв глаза и не двигаясь, а Элиза встала и теперь бесцеремонно трогала глиняные свистульки из Вятской области на открытой полочке комода, Самойлов кашлянул и заметил:
— Если это все, что ты хотела сказать, то придется подождать с ответом. Пусть родители подумают несколько дней. Уверен, как только они выберут оптимальное решение, сразу же сообщат тебе об этом.
Прощание
После этих слов Леры все встали и, торопясь, двинулись к выходу. Заплутав в длинном коридоре, гости странным образом оказались в маленьком пространстве кухни, причем в предельной близости друг от друга. Хозяин кухни в нее уже просто не поместился. Не произнося ни слова, они начали толкаться и шумно сопеть. Потом Валентин Капустин вскрикнул, и Самойлов выдернул в коридор за руку Элизу, остервенело дырявящую своим тонким каблуком ботинок зятя. В коридоре он пошел впереди и услышал, как Лера спросила:
— Муму, я одного не понимаю, зачем ты тогда мне собаку купила?
— А все остальное, услышанное здесь, ты понимаешь? — с отчаянием в голосе спросила Маруся.
— Все остальное имеет свое логическое объяснение, а про собаку я не понимаю.
За спиной Самойлова стало тихо, он обернулся и увидел, что все остановились и смотрят на Леру.
— Что? — удивилась девочка.
— Нам хотелось бы узнать, что именно ты сегодня поняла, — заметил папа Валя.
— Прошу тебя… — начала было Валентина, но муж перебил ее:
— Я немедленно желаю знать, что она поняла!
— Не ори! — повысила голос и Элиза. — Просила же вас не приводить девочку на разборки. А теперь он, видите ли, желает немедленно знать!
— Замолчи, — приказал Валентин таким странным голосом, что Элиза затихла.
— Может быть, вернемся в гостиную? — уныло предложил Самойлов, топчась у входной двери.
— Нет, — отрезал Валентин. — Здесь и сейчас.
— Тебе это так важно? — посмотрела Лера на отца.
— Да. Сейчас это самое важное.
— Ладно, — она секунды три думала, потом высказала все спокойным ровным тоном: — Ты не смог разобраться с чувствами трех женщин. Они все тебя хотели, вот и случилось то, что случилось. Ты пустил все на самотек, не стал контролировать житейские обстоятельства. Если бы они были тебе безразличны, если бы Муму не жила с нами, как родная, ей бы в голову не пришло отдать своего ребенка маме. И Элиза не ревновала бы тогда и не покупала пистолет. Ты бросил Элизу, живешь с мамой, а любишь Муму. Хотя… — Лера задумалась, потом извинительно улыбнулась. — …Я не понимаю, что такое любовь. Я не понимаю того, что нелогично. Еще я не понимаю, зачем Муму купила мне тогда щенка.
— Маруся, зачем ты купила щенка? — строго спросил Валентин, пряча задрожавшие руки за спину. — Сейчас мы все выясним! — подмигнул он дочери левым глазом, при этом голова его судорожно дернулась, а правый зрачок заплыл за верхнее веко.
— Я хороший диагност, — пожала плечами Мария. — У меня диссертация написана на тему аномалий при вынашивании плода.
— Кто понимает? — резким голосом выкрикнул Валентин. — Я не понимаю. Мы с дочерью все еще не понимаем, при чем здесь щенок и диссертация!
— У Валентины шансов родить без проблем было восемьдесят на двадцать. Она мне не верила, ездила в другие центры, там ничего не находили. — Маруся посмотрела на Валентину. — Я представила: вот ты возвращаешься из роддома без ребенка… Вас с Валькой двое, вы бы постепенно отогрелись, а Лера — одна. Я же вас знаю. Сцепились бы против горя в один организм, не обращая внимания на девочку.
— Я хочу немедленно отсюда уйти, — рванулась Валентина к двери.
Глядя вслед вылетевшим на лестничную клетку супругам Капустиным, Элиза вдруг объявила:
— Я вспомнила, что не допила чай. Сервиз все-таки восемнадцатого века, а?
— Девятнадцатого! — Ошарашенный Самойлов пошел за нею в гостиную.
Маруся сказала Лере, что подождет на улице. Лера сначала присела на корточки в коридоре и слушала, как Элиза торгуется из-за сервиза. Когда ей это надоело, сходила в кухню, взяла из открытого пакета печенье и съела его, прохаживаясь по коридору с подставленной к подбородку ладошкой.
— Можно, я посмотрю квартиру? — спросила она потом, заглядывая в дверь гостиной.
Элиза в этот момент уверяла совершенно обалдевшего следователя, что ей, собственно, нужна только чашечка из этого сервиза — она собирает чашечки.
