Уговаривала она весьма своеобразно:
— Представьте, что я сегодня во время напряженной беседы вдруг бы ее разбила. Дзынь! — и все. Нету чашечки. Представили?
— Я погуляю тут немножко? — еще раз спросила Лера.
Следователь только махнул рукой.
Как всегда в незнакомых местах, Лера старалась дышать осторожно. Она «принюхивалась», как это называла Маруся. Лере не понравился запах старого дома — помесь подмокшей штукатурки, пыльных обоев и старости, он забивал все остальные запахи. Кроме разве что навязчивого душка валерьянки в ванной комнате и резкого запаха герани на кухонном окне.
Тем временем Самойлов уже подводил Элизу к входной двери, можно сказать, силой тащил под руку.
— Я сама, сама, — старалась освободиться Элиза. — Как вы разнервничались, теперь я точно уверена — восемнадцатый!
Вероятно, чтобы убедиться, что Элиза не затаилась в подъезде и не станет ночью вскрывать дверь его квартиры и красть заветную чашечку, Самойлов проводил их во двор. Он бережно пожал ладошку Леры и при этом серьезно заметил:
— Надеюсь, что ты забудешь постепенно и безболезненно все, что узнала в моей квартире. Скажу честно, еще я надеюсь больше с тобой не встречаться.
— У вас все выключено, а счетчик крутится, — ответила на это Лера.
— Безобразие, — выпустил руку девочки следователь, ища в лице ее насмешку. — Холодильник всегда включен, — сам не понимая зачем, стал он объяснять.
— Он тогда отключился, я проверяла, — уверенно заявила Лера. — Я осмотрела все розетки. Если родители не захотят искать Антошу, вы мне поможете?
— Нет, — твердо ответил Самойлов. — Ты несовершеннолетняя, но очень уверенная в себе особа. Я старый человек, я хочу покоя.
— Поэтому вы не хотите больше со мной встречаться? — прищурилась Лера.
— Я тебя стесняюсь, — решил свести все к шутке следователь. — Ты заходила в мою неприбранную спальню, а туда последние десять лет не заходила ни одна женщина.
— Ерунда, — ответила на это Лера. — Больше всего мне понравилась кладовка. В ней пахнет французскими духами.
— Исключено, — удержал улыбку Самойлов.
— Пахнет, пахнет! — уверяла девочка, когда ее уводили Маруся и Элиза — под руки с двух сторон. — Духи «Ля Фоли», в переводе — безумие, Элиза, скажи, что это очень дорогие духи!
Наваждение
Для следователя Самойлова это дело закончилось через три дня. Супруги Капустины, сияя счастливыми глазами, пришли в управление и принесли объяснительную, в которой они в подробностях описывали свое «конгруэнтное отношение к желанию биологического отца жить со своим сыном». Самойлов не понял, что означает в данном контексте понятие «конгруэнтность», но Капустины небрежно отмахнулись, уверив следователя, что людям некоторых профессий, а особенно таких, в основе которых лежит исторически устоявшийся принцип вершения судеб, разрешается многое не понимать и даже не тратить на это силы, так необходимые для установления порядка в обществе.
Стараясь не проявлять раздражения, Самойлов предложил Капустиным в его присутствии просто взять ручку и написать на листке бумаги несколько предложений. Что Антон Капустин нашелся и они, родители, не имеют никаких претензий к его скоропалительному отъезду в Германию с биологическим отцом.
— Звучит как-то коряво, — скривилась Валентина Капустина.
— Зато сколько сил, сэкономленных на расшифровке ваших философских опусов, будет теперь отдано на установление порядка, — напирал Самойлов.
— Пиши короткими предложениями — не больше двух сказуемых — и не употребляй деепричастных оборотов, — советовал Валентин Капустин.
— А зачем мы тогда полночи составляли наш меморандум? — возмущалась Валентина, но послушно писала.
Дождавшись подписей обоих Капустиных, Самойлов с облегчением запрятал заявление в стол и предупредил их, что некоторые следственные мероприятия будут все же проведены. В частности, будет расследоваться факт вывоза несовершеннолетнего за границу без соблюдения установленных правил.
— Прошу вас посмотреть на ксерокопию документа, по которому ребенок прошел таможню, — Самойлов достал из знакомой папки лист бумаги.
Капустины примерно склонились над фотографией на затемненной ксерокопии паспорта Корамиса, гражданина США.
— Похож? — спросил Самойлов, когда Капустины растерянно переглянулись.
— Плохая ксера, — пожал плечами Валентин. — Но вообще что-то есть.
— Посмотрите внимательно, — настаивал Самойлов.
— На фотографии дети всегда получаются разными, — отодвинула ксерокопию Валентина. — Вроде похож. Почему вам это важно? Может быть, этот Корамис выезжал по поддельному паспорту?
— Тогда будет расследоваться и факт приобретения им фальшивого документа.
— Зачем все это? — с раздражением спросила Валентина. — Кому это нужно? Кто сделал ксерокопию?
— Бдительный работник таможенного контроля, — объяснил Самойлов. — Не поленился нажать несколько кнопок на компьютере, видно, у него самого есть ребенок и, скорей всего, по разводу он оставлен с матерью. Дело в том, что Корамис въезжал в Россию без ребенка в паспорте. А выезжал — с ребенком.
— И что? — не понял Валентин. — Что это значит?
— Корамис все объяснил. Сказал, что ему вклеили фотографию ребенка в посольстве, а от матери имеется оформленное по всем правилам заявление о разрешении на выезд.
— И дальше что? — Капустины начали уставать.
— А дальше таможенник позвал старшего по смене. Самолет вылетал ночью, в секретариат посольства они не дозвонились, зато дозвонились матери, написавшей заявление. Капустиной В.П., как здесь указано. Вот на этой ксерокопии разрешение на вывоз ребенка, — Самойлов достал из папки еще одну бумагу. — И та подтвердила, что все правильно, она написала подобное заявление. И так удобно — указала в нем свой телефон. Чтобы не перенапрягать ваши мозговые извилины, настроенные на конгруэнтное отношение к подобным вещам, и — не дай бог! — не сбить в них настройку на мировой порядок и на веру в высшую справедливость, сразу скажу — это номер телефона Элизы Одер. Это Элиза написала заявление от вашего имени на разрешение вывоза ребенка и указала свой телефон.
— Зачем вы все это нам говорите? — подозрительно прищурился Валентин Капустин.
— Я обязан ввести вас в курс дела и отчитаться о проделанной работе по вашему первому заявлению.
— Мы звонили Корамису. — Валентин взял жену за руку — ладошка в ладошку, нежно и бережно, и повел к двери. — Мы сторонники дружеского разрешения подобных жизненных ситуаций. Он вполне конгруэнтно… — Валентин подумал и поправился: — Этот человек тоже настроен найти выход из ситуации с минимальным ущербом для ребенка и с максимальной для него пользой.
— То есть, — задумчиво посмотрел в окошко Самойлов, — вы теперь будете дружить семьями? Что ж… Выглядите вы вполне счастливыми. Любая другая семья после такого минного поля еще долго собирала бы раскиданные остатки счастья. Какой срок?
— Что?… — споткнулась Валентина.
— Какой у вас срок беременности? — все так же отвернувшись к окну, спросил Самойлов.
