— Прохор Аверьянович?… — позвал Гоша минуты через две.
— Там не квартира. Там офис какой-то компании. Но что странно — они сняли вывеску пару месяцев назад. А это значит… Какой у нас сейчас месяц?
— У нас с вами нынче октябрь. Вы уверены, что офис?
— Уверен. Срок аренды помещения был до конца года.
— И что вывески нет, уверены? Ладно, это я так спросил, это значит, что она не могла ее прочитать заранее. Двадцатку разменяли? — загрустил Гоша.
— Нет, а что? — подозрительно прищурился Самойлов.
— Отдайте. Я вам рублями компенсирую.
Медленно поднимаясь по ступенькам, Самойлов продолжал сосредоточенно сопеть, потом остановился и спросил, не поворачиваясь к плетущемуся сзади Гоше:
— Она лазила в мою кладовку?
— Лазила.
— Сказала, что все еще пахнет духами?
— Сказала, — тяжко вздохнул Гоша.
— Сказала, какими?
— Увы!..
— Вы поспорили, и ты пошел проверить. Ее версию или свою? Надеюсь, я хороший наставник и ты блеснул отточенной интуицией сыщика?
— Увы…
— Гоша, — Самойлов неуклюже развернулся на ступеньке и выразительно посмотрел на своего помощника, — запомни этот момент. Хорошенько запомни!
— Да уж, — поник головой Гоша.
— Бывают разные женщины. Но эту бог при всех выгодах ее внешности ради эксперимента наделил умом и отменным нюхом. Я даже догадываюсь, за какие грехи родителей он так жестоко с нею обошелся. Так что, уважаемый коллега, советую тебе бежать не оглядываясь. Иначе всю жизнь будешь прислужником.
Гоша Капелюх вскинул на Самойлова удивленные глаза. Глаза у Гоши были карими, с загибающимися вверх длинными ресницами — такие делают у кукол. На щеках цвел румянец — то ли стыда за свою профессиональную несостоятельность, то ли смущения от предостережения Старика — тот разгадал его потаенный интерес к девочке с холодными глазам.
— Прислужником?… — усмехнулся Гоша.
— Пажом, шутом, прислужником! — Самойлова рассердило его непонимание, он решительно направился по лестнице вверх.
И не слышал, как Гоша растерянно сам себе прошептал:
— Пажом, это значит — при королеве…
ВЕРСИЯ
В квартире Лера молча протянула ладонь и получила от Капелюха свою двадцатку.
— То-то же! — удовлетворенно сказала она при этом.
Рассерженный Самойлов оставил пакет с едой у двери и молча отправился в спальню, закрыв за собою дверь.
Он лег на кровать в пальто, закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Ему теперь очень не нравилось это дело о пропаже Антона Капустина, очень! Потому что оно не имело никаких известных Самойлову связок. Почему у грека Корамиса оказался другой ребенок? Старик отлично помнил лицо пропавшего Антона с фотографии — ему с одного взгляда стало ясно, что на фотографиях из Бостона cовсем другое лицо, другая лепка черепа, надбровные дуги, ноздри — все не то. Разве что разрез глаз похож…
Итак, Антон Капустин. Девочка с десятого этажа, которая пошла относить письмо. Их объединяет аномалия в строении тела. По этой ниточке можно предположить, что вьетнамская женщина, застраховавшая свою жизнь на большую сумму и тоже отличающаяся странной аномалией, наверняка застраховала свою жизнь не просто так, а из опасения за ее сохранность. Конкретно… Чего же она опасалась? Хотя… Не может быть никакого «наверняка», когда речь идет о вьетнамке из общежития «Салют» на Загородном проезде. Простому белому человеку, чтобы затеряться, нужно спрятаться в нору, а вьетнамке поселиться в «Салюте» — там по двадцать человек в пятиместном номере. Никто никогда ее не найдет.
Это что же получается, уважаемый Прохор Аверьянович? Получается, что после ухода из отдела по розыску пропавших ты влип… в розыск пропавших, причем даже без намека на хотя бы одну версию. Самую никудышную, слабенькую версию! Нет ее.
Старик резко сел и потянулся к телефону. Трубку взяли после первого гудка.
— Самойлов беспокоит, — сказал он, в душе проклиная свою неуемность. — Помните, вы говорили о бывшем десантнике в тренировочных штанах, который пошел за хлебом, а его тело потом нашли в лесу? Года три назад в городе была обнаружена парочка изувеченных животным мужских тел. С перерывом месяца в три. Ребята из убойного отдела грешили на циркачей, версия провалилась, но тогда тормошили всех зарегистрированных хозяев медведей и крупных хищников. Я тут подумал… В Москве есть тотализатор подпольного бойцовского клуба, я точно знаю — есть. Человек подписывает договор на бой и сам не знает, когда и где он произойдет. Безоружный человек против собаки, или с ножом — против медведя. Отличная конспирация — перед боем за ним пару дней следят, подхватывают и сажают в машину прямо с улицы. Да, именно так — когда, например, он выбежит в тапочках в булочную за хлебом. Потому к ним так трудно внедриться.
Самойлов помолчал, слушая собеседника на том конце провода. Собеседник интересовался, откуда пришла версия.
— Куда вы вывезете мертвого медведя, зарезанного в бою ножом на потеху зрителям? Если захоронить его возможности не будет, вывезете в лес. Я подумал, что таким же образом можно бросить и тело убитого медведем человека. Три года назад они избавлялись от трупов в городе, потом, когда их зацепили — а ведь получается, что наверняка зацепили, проверяя хозяев животных! — они поумнели и тоже вывезли тело в лес. Да не за что… С чего бы я начал? Я бы передал дело в убойный отдел и попросил их связать это с висяками трехлетней давности. В Москве медведя или выводок крупных бойцовых собак держать не будут — вывезут в область. Могут и куда подальше — к Ярославлю или к Твери. Но бои контролирует Москва. Выйти на клуб можно через животных. Нет, спасибо, у меня уже есть работа. Нет, времени свободного практически не бывает. Нет, пока — никаких соображений по делу сестер Ялиных. Разве что съездить и слазить в колодец?… Извините, это я бурчу по-стариковски.
В дверь спальни постучали. — Старик! — позвала Лера. — Тебе письмо принесли. Заказное. Я чай сделала и бутерброды.
ПИСЬМО
На обратном адресе стояло: «Инка». Старик хмыкнул, но обрадовался.
«Дед! Привет! Ты еще тащишься? Извини, но я посмотрела твой адрес по прописке в паспорте (я при первой же возможности порылась у тебя в портфеле). Ты мне понравился, и вот я тебе пишу. Дед, я скоро умру, так ты приезжай в мой дом, приходи на чердак, там, помнишь, где я сидела в тот раз, я оставила немного своих мыслей, так ты их забери, пожалуйста, себе. Дарю! Да, чуть не забыла, ты спрашивал про мой шрам на руке — так это я закрылась рукой, когда Зойка хотела меня в кровати топором зарубить. Потом я побежала в коридор, чтобы выскочить на крыльцо и позвать на помощь, я кричала, а когда успокоилась,
