одного из моих друзей, и списан он, как Вы можете убедиться, из официальных масонских данных. Мне пишут по этому поводу: «Список В ЦЕЛОМ пока предавать гласности не рекомендуется, но отдельные имена могут быть выхвачены без упоминания, откуда сведения. Нужно это потому, чтобы не предвосхитить готовящийся удар по врагу». К сожалению, у меня положительно нет времени Вам его переписать, а потому просил бы Вас, если это Вас интересует, переписать, а потом возвратить мне оригинал. Надеюсь, что Вы в нем разберетесь.
Еще одна просьба. Не могли бы Вы описать, в чем состояла роль Поттера в случае с выданным Б-ой фр. офицером?
Я все страшно жалею, что Вы желаете отстраниться от участия в Бернском процессе. Допустим даже, что П. – провокатор. Ведь экспертом он на суде не будет, а Флейшгауэр. Как раз, если среди нас был бы какой-нибудь шпион, нам следовало бы тем более поддержать наших друзей. Ведь процесс имеет значение не только для Швейцарии, а для всех нас. Выиграют жиды процесс в Берне, то тогда пойдут всюду процессы и всюду будет запрещено ссылаться на протоколы. Откровенно говоря, я не могу понять в данном случае Вашу точку зрения. Ведь это на руку лишь жидам!
<…> От всей души желаю Вам полного успеха в Вашей работе и надеюсь, что Вы Ваше решение все-таки измените. Кому же, как не Вам, сыну первого издателя протоколов, выступать на процессе?!
Р. S. Вы-то меня, наверное, не помните, а я помню Вас еще хорошо, да и не только Вас, а и Вашу кобылу ремрнтную[438] Унику.
Я только что получил извещение о том, что нужно быть всем осторожным и… а потому я Вам предлагаю свои услуги. Прилагаю Вам копию моего письма к Ник. Евг. – простите, что не пишу еще отдельно Вам, но, право, нет времени.
Глубокоуважаемый Николай Филиппович,
В дополнение к моему письму от 8-го с. м. посылаю Вам ответ Флейшгауэра, а равно и мое мнение.
Очень прошу Вас подойти к делу с полной объективностью и надеюсь, что последние Ваши сомнения будут рассеяны, когда поговорите лично с Флейшгауэром.
Ежели нет, то умоляю Вас еще раз ради святости всего этого дела ни в коем случае не отказываться от участия в процессе. Ведь этого только и добиваются жиды. Ведь этот процесс лишь пробный камень. Что же будет дальше, если мы уже теперь не можем сговориться?
Да поможет Вам Господь!
Р. S. Будьте добры прислать мне для библиотеки одну брошюру Розанова «Ангел Иеговы». Деньги при случае переведу.
Разные имена, которыми подписывается П., вызваны как раз соображением затруднить работу перлюстраторов, а отнюдь не для того, чтобы обманывать своих же друзей. Это общепринятое правило, и, напр., старик Фрич в переписке со мной каждый раз подписывался иным именем, и я отлично знал, что это все тот же мой старый друг и учитель. Оттого я предполагал, что и другие это поймут. Все наши друзья во всех странах света всегда это отлично понимали и понимали, что это вызвано желанием обмануть перлюстраторов. Лишь излишней мнительностью, столь понятной и вызванной особыми обстоятельствами наших русских друзей в Париже, могу я объяснить это недоразумение.
Ни одного письма от Н.Ф.С., в котором был бы хотя бы лишь намек на то, что он не желает иметь ничего общего с П., мы не получали. В противном случае я сразу же запросил бы, в чем тут дело. Из Берна мне ничего не сообщили, и никто из Берна даже не заикнулся о том, что столько лиц не доверяют П. Почему это не было сделано?
Откуда могли наши друзья получить впечатление, что у нас нет денег? На какие важные фотокопии в Берне не хватило денег? Для приезда нашего друга Н.Е. в Эрфурт мы все подготовили. Я пригласил даже одного русского друга для почетного караула. Деньги на эту поездку были нами переведены Роллю. Ему были даны инструкции купить билеты и пр. для Н.Е. и прочих друзей, но он ничего не сделал. Он истратил деньги на другое. Как могут наши друзья думать, что денег нет, когда уже разные суммы были уплачены. Если это не было сделано, то Ролль нам тогда налгал, ибо он представил нам отчет.
Я имею сильное подозрение, что именно в Берне сидит предатель, а потому я лично поеду туда, дабы вывести вредителя на чистую воду, а оттуда поеду в Париж и надеюсь, что наши русские друзья будут со мной совершенно откровенны. Тогда очистится вся атмосфера.
Касательно того, что П. сказал обо мне, то он совершенно прав. Я стою на той же точке зрения, а именно, что было бы для дела куда лучше, если бы экспертом был бы не германский офицер. При всей той пропаганде, которую вели против нас в течение десятилетий до, во время и после войны, немцу, а в особенности если он еще офицер, приходится встречаться на своем пути с такими препятствиями, которые для представителя другого какого-либо народа не существовали бы. Сказал П. это не для того, чтобы возбудить против меня недоверие, но просто повторил то, о чем мы с ним неоднократно говорили.
Относительно вопроса издания моей книги, очевидно, Н.Е. совершенно не понял П. – это явное недоразумение. Здесь не может быть и речи о желании со стороны П. возбуждения ревности Н.Е. и других против меня. Как раз наоборот, П. все время настаивал на том, чтобы как можно скорее выпустить книгу Н.Е., – книгу, которую мы оба считаем превосходной. Но, очевидно, П. дал понять, что я в данное время сильно обременен разными обязательствами финансового характера, и, наверное, сказал, что надеется, что после процесса экспертиза будет ходкой книгой и, возможно, что таковая настолько поправит дела издательства, что мы сможем будем думать об издании других книг. Ясно, что наши друзья его превратно поняли. Объясняю я себе это явное недоразумение отчасти затруднениями, вызванными беседой на чужом языке, а главным образом той особенностью в характере П., которая очень легко может привести к недоразумениям, а именно: он часто не дает своему собеседнику возможности вставить свое слово и сделать возражение, в особенности, когда он захвачен всецело своими мыслями, – благодаря этому он часто не видит, насколько вообще его собеседник схватил его мысль и вообще понял его. Это является причиной разных недоразумений. Это действительно его слабая сторона, которую я признаю и о которой я не раз ему сам говорил. Во всяком случае, все, что Ваш друг Вам написал об издании книг, не может быть правильным, ибо мы давно уже решили как раз противоположное тому, о чем пишет Н.Е.
