первоначальный текст во втором издании книги своей «Великое в малом» (1905).
По словам Бинта, в это время, как рассказывал ему его старый сослуживец В. Миловский, «Мануйлов много писал в Петербурге» (т. е. для Рачковского и для «протоколов»). «Друг Мануйлова» перевел (для Рачковского) четыре (еврейские) книги.
Очевидно, закончить продолжение «протоколов» Рачковскому не удалось.
Когда я занялся (в 1921 г.) проверкой и распутыванием сведений Бинта, я получил от В. Л. Бурцева чрезвычайно интересный совет, показывающий, какой это блестящий и живой журналист. Он сказал:
Если Головинский работал над составлением «протоколов» в Национальной Библиотеке, нельзя ли установить, какие именно книги по вопросу о евреях брал он там для чтения в течение известного периода.
Если Головинский пользовался библиотечным экземпляром книги Жоли, то не оставил ли он на нем (хотя это и запрещено) пометок «от сих до сих». Совпадение ряда отчеркиваний в экземпляре Библиотеки с цитатами из книги Жоли, вскрытыми теперь корреспондентом «Таймса» и Я. Л. Делевским, сразу подтвердило бы, что именно в Национальной библиотеке совершилась работа составления подлога.
К сожалению, мне не удалось установить, что читал Головинский около 1900 года.[465] Попутно я установил, что Головинский писал не очень много, но что «перо» у него было живое.
Перу этого Головинского принадлежат, между прочим, «История финского народа» (С.-Петербург, 1901), написанная им в сотрудничестве с Н. К. Ядрышевым и представляющая собой простую компиляцию книги Шюбергсона, вышедшей по-шведски; статьи в «Вестнике всемирной истории» («Столетие Государственного Совета. 1801—1901» и др.).
Главным трудом Головинского, которым продолжают пользоваться и до сих пор, был «Новый Русско- Английский и Английско-Русский Словарь», написанный им в сотрудничестве с П. М. Стадырновым в 1890-х годах и многократно переизданный фирмой Гарнье.
Что касается второго совета Бурцева, то и в 1921, и в 1934 году я имел возможность просмотреть все экземпляры книги Жоли, кроме одного, и не нашел на них пометок. Но и 13 лет назад, и теперь я наткнулся на занятный факт: один экземпляр книги Жоли зачислен в Reserve и публике не выдается. Я сперва думал, что это старое распоряжение наполеоновской цензуры, сделанное в 1864 г. (что было тогда понятно, ибо это был памфлет на имп. Наполеона III, изданный за границей). Но я не мог понять, почему этот запрет столь свято соблюдается администрацией эпохи III Республики.
Чиновник читального зала, у которого я просил разрешения лишь перелистать этот экземпляр, с некоторой запальчивостью мне ответил, что эта книга не будет выдана даже для обозрения, не только для занятий.
На мое равнодушное замечание, что я подам прошение директору и тот разрешит, чиновник воскликнул: «Нет! И директор не может разрешить без согласия особой комиссии, а она этого разрешения не даст» (?!) …
Интересно знать, что это за экземпляр книги Жоли, который так усиленно скрывает не только от публики, но и от исследователей администрация библиотеки?!
Что касается «Сионского документа» Бинта, то я приобрел его у него еще в 1921 году. Копию его он мне обещал дать вскоре, а затем найти и оригинал, через некоторое время он признался со смущением, что он так запрятал документ, что и сам найти его не может. Но обещал, что доставит его мне, как только достанет и найдет.
В апреле 1929 г. он умер, и я дал вдове его денег для поездки в Эльзас, в Зульц, за остатками архива Бинта. Разбирая привезенные вдовой бумаги, я случайно надавил переплет большого регистрационного журнала, и из переплета его выпал листок, которого я был номинальным собственником в течение восьми лет.
Этим временем, в 1926 году, была сделана даже попытка отнять у меня право собственности на этот таинственный листок, которого и я сам до 1929 года не видал.[466]
Осенью 1926 г. Бинт предложил мне купить у него за ничтожную сумму его архив, находившийся в Париже. Я не счел себя вправе сделать это за свой счет, так как с 1924 года был представителем в Париже Русского заграничного исторического архива в Праге вместе с О. С. Минором. Последнему я неоднократно рассказывал о «Сионском документе», который с 1921 г. мне должен Бинт. Узнавши, что Бинт предлагает мне все документы, а я направляю его с его предложением в Архив, О.С. решил, что мы не только купим у Бинта его бумаги для Праги, но и «Сионский документ» будет у него вырван, но не для меня, а для Архива. О последнем он мне, однако, не сказал, а в Прагу написал весьма конфиденциально другу своему, директору Архива В.Я. Гуревичу.
Перед подписанием запродажной Бинт попросил внести в нее его оговорку, что в 1921 г. он продал часть бумаг Бурцеву и мне и даже не додал мне один документ.
– Ну, что вы! – добродушно сказал ему О.С. – Кто же потребует у вас для себя однажды проданное другим.
После подписи документа всеми нами троими (О.С. и я – за Архив, Бинт – за себя) старик (О. С. Минор) сказал Бинту: Ну, а теперь, мосье Бинт, пожалуйте сюда ваш «Сионский документ».
– Зачем?
– А вы только что подписались, что продали Архиву все бумаги, касающиеся Охраны, находящиеся в вашей парижской квартире. – И старик радостно улыбнулся, думая, что против его юридического приема ничто не устоит.
Бинт ответил резкостью. Я заметил, что архив мы сейчас примем и вопрос о праве собственности на чужое имущество решит уже сам пражский Архив.
И действительно, месяца через два Исторический архив уведомил меня, что он не имеет никаких прав на документ и не поддерживает притязаний О. С. Минора. Мое голое право на документ было еще раз признано, но Бинт никак не мог найти его ни в Париже, ни в Эльзасе. И только в 1929 г. оригинал дошел до меня, и я мог написать в Прагу, что немедленно по использовании его мной в печати я подарю оригинал «Сионского документа» Историческому архиву.
Каково же значение этого документа? Я нашел в Национальной библиотеке в Париже книги, которые было приказано купить Бинту.
