листва с верхушки тополя во время урагана. Чего только она со мной не вытворяла – и за собой на коленки ставила, и на твердый пол сгоняла. Чернила кончаются! Про деньги она даже не заикнулась, а я и подавно молчал.
31 августа. Почти все маги вернулись из своих отпусков, но работа в Ордене еще не кипит: сотрудники отходят от каникулярной расслабленности. В моей квартире я застал совсем нежилой дух, но постепенно он выветривается. Гужжон и второй жилец съехали, а на их места пока никто не поселился. А мама, напротив, с гастролей еще не вернулась. Надо будет навестить Блобба – вдруг Динника с матерью (и Клуппером) уже в Ханнтендилле?
14 сентября. Наконец-то жизнь вернулась в привычную колею. Не хочется вспоминать про свой разговор с мамой (обычная история), а вот про свое посещение Динники напишу. Оказалось, что они действительно собирались в Дентайю, но в последний день путешествия не выдержали и выехали к морю по кратчайшей дороге. Судя по их рассказам, там было погрязнее и пошумнее, чем в Дентайе, но им очень уж надоел пыльный тракт и хотелось поскорее окунуться в волны. Когда я поведал Диннике о своих каждодневных поисках, она прямо изменилась в лице и готова была рвать на себе волосы (мы сидели у нее в комнате и закусывали плюшками с иргой). «Почему мы не проехали еще часа два и добрались до Дентайи?» – вскричала она. «Ну что, Клуппер тебе не надоел?» – спросил я. Она сказала: «Только и знает, что про своего бравого полковника да «боевых» товарищей рассказывать. А то еще стал меня всяким приемам учить, как от хулиганов и насильников отбиваться». – «И что, научилась?» – «Давай покажу!» – засмеялась она. Она сказал мне, что может отразить нападение и сзади, и спереди. «Я кем буду – хулиганом или насильником? – спросил я. – Давай последним». Она, по-моему, слегка покраснела, но через загар (а он у нее очень симпатичный) мне могло и показаться. В общем, я скорчил страшную рожу и подошел к ней с намерением «совершить» насилие, схватил за руку пониже локтя и потянул к себе. Она сдержала смех, ловко повернулась на пятке, и я каким-то образом оказался стоящим на коленях с завернутой к затылку рукой, а ее ступня гордо покоилась у меня на пояснице. «Ловко! – восхитился я. – Давай теперь сзади, как действуют настоящие злодеи». Она повернулась к мне спиной, подняла гибкие руки и стала поправлять волосы, а я шагнул к ней и медленно провел ладонями у нее по бедрам и выше, через упругий живот (между пальцами мелькнула тонкая шелковая веревочка от трусиков), затем моя правая рука остановилась на ее груди, а левая поползла вниз, к ее колючему ежику между ног, и вскоре достигла его. От ее запаха у меня закружилась голова, и я поцеловал ее в шею, а она же как будто лишилась сил и глубоко вздохнула. Я подхватил ее на руки и перенес на кровать. Я словно сошел с ума, не иначе – в ее доме, когда в любой момент в комнату могла войти ее мать (или даже Блобб)! Но тогда я ничего не соображал, а вот она рассудок не утратила. Только я принялся задирать на ней платье, как Динника вся напряглась, сдвинула ноги и сжала мои запястья. «Не надо», – прошептала она, а сама через мгновение притянула меня к себе и обхватила руками за шею. Я плохо помню, что мы вытворяли с ней, лежа на ее кровати и прижавшись друг к другу, но она очень упорно мешала мне стащить с нее трусики. А потом за дверью послышались шаги… и мы, взъерошенные, оказались на расстоянии десяти локтей – я высунулся в окно и освежал лицо осенним ветерком, а она причесывалась, сидя на кровати. Но никто не появился, а Динника сказала: «Мне нужно помочь матери с вареньем». Я шел домой, на Береговую, и энергия, взбрыкивая у меня в паху, буквально заставляла меня подскакивать. И я, почти не задумываясь, миновал «свое» ателье, чтобы зайти в «Эврану». А сейчас сижу за столом и думаю: растратчик я, мот, не мог сдержаться и сэкономить кучу денег!
12 декабря. Холода стоят такие, что я постоянно топлю печурку. Сегодня проснулся и случайно заглянул в чернильницу, а там фиолетовые кристаллики. На подоконнике – толстый слой снега».
Глава 25. Наддина
Валлент захлопнул четвертую тетрадь Мегаллина и потянулся. Судя по ударам имперского колокола, было уже больше трех часов пополудни. Закинув дневник погибшего мага на полку, следователь облачился в темно-зеленый плащ – сегодня он хотел выглядеть официально – и спустился в столовую. Тисса как раз ворошила угли в печке: на ней стоял котелок с аппетитно булькающим варевом. Дочь выглядела благодушной и чем-то довольной.
Она разлила по тарелкам густой овощной суп и нарезала хлеб, с интересом рассматривая наряд Валлента. Аппетит к нему так и не пришел, поэтому он смог осилить только половину своей обычной порции.
Они обменялись несколькими незначительными фразами. Валлент свежим взглядом изучил внешний вид Тиссы и пришел к выводу, что она еще вполне симпатичная и привлекательная девушка. Ее слегка полноватые грудь и бедра, еще недавно казавшиеся ему признаком душевной лености, приобрели вдруг, благодаря ярким волнам ауры, разлившимся по ним, отсвет великой созидательной силы, рассеянной в мироздании. Сама жизнь наполняла ее горячее, мягкое тело в поисках своего естественного выхода – и не находила его.
Выведя Скути за ворота и направляясь в сторону Конной площади, магистр думал над маловажным, в общем, вопросом – кого навестить в первую очередь. В его списке значились три женщины, с которыми ему хотелось повидаться: Таннига, Наддина и Маккафа. В конце концов решающую роль сыграла жаркая погода. Гонять лошадь за реку, да и самому париться в седле ему не хотелось, и он перенес знакомство с супругой Шуггера на более поздний срок.
«Когда, интересно, я буду воспроизводить опыты Мегаллина? – думал он, скользя взглядом по выцветшим вывескам и пустым провалам окон, порой лишенных стекла. – Несчастные Берттол с Лаггеусом пылятся в столе, а зерна наверняка засохли… Как сделать тот последний шаг, что отделяет меня от постижения? Может быть, убийца откроет мне какой-нибудь важный магический секрет?» Задав себе этот вопрос, Валлент представил коленопреклоненного вивисектора, взахлеб выбалтывающего следователю ужасные магические тайны. Вонючая слюна преступного мага оросит прижатый к его горлу кинжал палача – сцена эта будет иметь место в тюремных застенках. Сам Валлент, стоя за его жирной спиной, будет сжимать кровавого таксидермиста волевыми «тисками», силой сознания и при помощи кольца Деррека придавливая его к сырому каменному полу… Жаркая волна возбуждения охватила магистра, распространившись от живота и едва не вздыбив седые пряди на его макушке. Кожа, покрытая когда-то желтой мазью, неустанно впитывала в себя разлитую в природе энергию, а та, похоже, требовала выхода. Он отпустил поводья и прижал ладони к запылавшим щекам. Скути под ним вдруг заржала и дернулась вперед, порядком напугав случайного пешехода.
Магистр пришел в себя и пробормотал извинение, успокаивая дрожащее животное мягкими хлопками по шее. Зеленые круги расползались перед его глазами, постепенно затухая и собираясь в одну точку. Не дожидаясь, пока зрение окончательно вернется к нему, магистр сжал колени, понуждая лошадь двигаться.
Оказалось, что он успел выехать на Конную площадь и находится как раз напротив Театральной улицы. Свернув в узкий проход между зданием суда и Камерным театром, он пробрался сквозь мусорные кучи и полчища синих мух. Маленький и розовый, с темными потеками по стенам домик Мегаллина хорошо просматривался на фоне сине-серой поверхности Хеттики. Спрыгнув с лошади, Валлент привязал ее к скобе и поднялся на продавленное крыльцо. Перед его носом висела сальная веревка, и он дернул за нее, в ответ из-за двери раздался глуховатый, надтреснутый звон. Вскоре дверь распахнулась, и перед магистром возник неопрятного вида мужлан в коротких штанах и длинной холщовой рубахе, перепоясанной веревкой. Заметив цвет Валлентова плаща, он вздрогнул и отступил на шаг.
