отчаиваться никак не стоит, и «счастье непременно придет, явившись во всей своей ослепительной красе».
Ознакомившись с очерком, Милан какое-то время лежал на кровати, бездумно рассматривая голограммы с одеждой, косметикой и прочими дамскими штучками. Ему хотелось позвонить Свете и попросить прощения за грубое поведение в цехе «Возрождения», но он не решался. Стоит им встретиться и прогуляться по красивым местам столицы, как может случиться самое нежелательное – она задаст ему вопрос, касающийся его прошлого. Хорошо, если он сумеет ей не ответить. А если желание высказаться станет непреодолимым?
Криво усмехнувшись, он представил себе лицо девушки, на которую обрушивается история его отношений с «Антиповым», пиропатроны с тротилом, союз с Вешкиным, бегство от полиции, тюрьма и нежная почва Эккарта, политая весенними дождями… И ее неизбежный вопрос, как итог безумного монолога: «Что ты теперь думаешь делать?» Вся его подготовка – ложная семья, миф о безоблачном детстве в безвестном Армстронге – все это так и останется мертвой, бесполезной шелухой. Потому что годится она только для того, чтобы через силу заполнять анкеты и обмениваться письмами с чиновниками. А в беседе Милан не сможет солгать, даже если будет выдавливать из себя слова поштучно, с интервалом в минуту. Собственный мозг, изменившийся за время эксперимента под нелепым названием «Петрович», не позволит ему ни одного фальшивого слова.
Где же доктор с его волшебной микстурой? Милан порядочно потрудился на благо «евгенической» науки, пора бы избавить его от древесной прямоты высказываний.
Засунув журнал в еще более дальний ящик шкафа и постаравшись забыть о Свете, Милан вернулся к учебе. С надетым шлемом, внимая убедительному голосу неведомого лектора, он погрузился в файл с названием «Автоматическое управление флаером». В ближайший понедельник, 29-го июня, он намеревался сдать этот курс вместе с более легким «Обслуживанием реакторного блока». После этого поступка ему осталось бы только повторить курсы «Электрические цепи» и «Конструкционное материаловедение» – самые, пожалуй, муторные во всей ремонтной науке. За сдачу практического экзамена он не беспокоился.
Ю Чунь так ни разу и не упрекнул его за обман, и Милан восхвалял знаменитую китайскую сдержанность, которая позволила его хозяину не касаться смутной темы сертификата об образовании. «Братца» можно было понять – Милан приносил его фирме порядочный доход, экономя на амортизации диагностической аппаратуры и электроэнергии. К тому же весь цикл предварительной проверки подержанных блоков существенно сократился. Это позволило тратить излишки времени на доводку готовых машин. Со времен памятного «крушения» Чунь буквально свихнулся на безопасности, обязав механиков прощупывать тестерами или вручную каждый контакт.
Центральный Банк Эккарта установил с 26 июня 47 года следующие курсы иностранных валют к эккартской кроне для целей учета и таможенных платежей*:
10 Боливийских боливиано 4,58
10 Ботсванских пул 5,16
100 Гамбийских даласи 2,57
1000 Ганских седи 7,80
100 Замбийских квач 1,34
10000 Костариканских колонов 3,32
1 Леоне Сьерра-Леоне 8,97
10 Лилангени Свазиленда 8,21
10 Мавританских угий 3,24
1 Малайзийский ринггит 9,91
10 Мозамбикских метикалов 2,60
10 Эквадорских сукре 3,65
100 Эфиопских быров 2,33
*
Дела «Возрождения Тех» постепенно улучшались, и к исходу второй недели службы китаец выдал своему эксперту на сорок крон больше. Милан отметил это событие походом в мексиканский ресторанчик на границе между Великими Клошарами и соседним районом, Малой Землей. Обитатели Малой Земли не любили клошарцев, а между подростками частенько завязывались ночные потасовки. Милан услышал от Кэти во время ее «приборочного» визита, что предводитель боевитых «земляков» по кличке Полковник три месяца назад грозился поджечь Клошары. «Мы даже направили заявку в Пожарное Управление, и оно проверило наши дымовые датчики. Сломанных нашли – страсть!» Заказав полную тарелку паэльи, Милан неторопливо опустошил ее, глядя то на симпатичный бэнд, наяривавший нечто в испанском стиле, то на улицу. Даже в этом районе кишели не только аборигены, но и заблудшие туристы с камерами наперевес.
За паэльей последовали текила и стручок перца, на который Милан насадил ломтик лимона.
Из какого-то старинного, еще плоского фильма он вынес фразу, очень кстати подошедшую бы к его пиршеству. Голос за кадром произносил ее с суровой мрачностью: «Еще никогда он не был так близок к провалу…» Действительно, потомок серба и эфиопки из Армстронга и мексиканская кухня – странное сочетание. Но безликой толпе, обтекавшей кафе подобно горному ручью – камень, было все безразлично, кроме собственных забот или развлечений. За одно это можно было простить валхалльцам многие их черты, так раздражавшие провинциалов.
Милан старался поддерживать с официантом постоянную связь, а потому чувствовал себя на ногах не слишком уверенно, когда покинул наконец ресторан. Флаер он оставил на «родной» крыше и был даже рад, что домой доберется нескоро. Старательно обойдя периметр посадочной площадки, в сопровождении пронзительных голосов валхалльцев и беспрерывного шума, что раздавался чуть ли не из каждого окна, среди ядовитых всполохов рекламных щитов он направился домой, в Клошары.
Его квартал начинался в десятке метров от перекрестка. Освещенный рекламными огнями, Милан под гудение множества флаеров, что бороздили ночное небо высоко над его головой, вошел в «родной» район. Тут его встретил свежий штабель картонных ящиков. Из-за него доносились звуки возни и торчали чьи-то
