Милорд подумал немного.
— У меня мало влияния в мире политики...
— Чепуха, — страстно возразил сэр Томас. — Вы состоите в родственных отношениях почти со всеми нашими правителями. Я знаю, что вы добровольно одправились в ссылку на север, но вам не понадобится много времени, чтобы восстановить прежние связи, и тогда мы представим наш проект и проследим за его быстрым и благоприятным претворением в жизнь.
Милорд открыл было рот, чтобы продолжить спор, но передумал. Почему бы и не съездить в Лондон? Прошли годы, как он покинул его, почти девять лет, если быть точным. И у него появится хоть маленький шанс отыскать Эмму.
Сэр Томас, полный энтузиазма, снова заговорил:
— И пока вы будете в Лондоне, постарайтесь встретиться с мисс Эмилией Линкольн. Она снова написала мне и поблагодарила за то, что я послал ей информацию о работе Джорди. Было бы прекрасно, если бы один из нас лично поблагодарил ее. Вы такой степенный человек, Чард, что я полностью вам доверяю.
Снова встретиться с Эмилией Линкольн! Благодарить женщину, отвергнувшую его! Ту маленькую, заикающуюся, толстую девушку, которая наверняка стала маленькой, заикающейся, толстой женщиной, все еще незамужней... неожиданно вернувшей свое богатство. Он совершенно не хотел ее благодарить, — но как объяснить это сэру Томасу?
— Ладно, — неохотно согласился он. — Полагаю, приятно будет снова увидеть Лондон, возобновить знакомство с Вильямом Лэмом и остальной родней. Как и я, они постарели и, надеюсь, остепенились.
Лиддел и его считает степенным! Милорд печально подумал, что сэр Томас очень сильно бы удивился, узнав, каким легкомысленным и беспечным был юный Доминик Хастингс. Наверное, и старые друзья удивятся перемене, происшедшей с ним за эти годы.
— После того как вы дадите мне инструкции, я заеду в Лаудвотер, — сказал он. — А потом отправлюсь в Лондон. Придется снова открыть дом на Пиккадилли. Полагаю, что в самом начале сезона город будет полупустым.
— Вовсе не обязательно, — ответил сэр Томас, счастливый, что ему не придется ехать в Большую Клоаку, как он называл Лондон. — Если город действительно полупустой, тем лучше. Обеды, балы и приемы не так многолюдны. Я завидую вам.
Милорд себе не завидовал, но делать было нечего. Он должен отблагодарить Лидде-ла, и единственное утешение — может, он найдет свою потерянную любовь, не покидавшую его мысли и сны.
— Нет, мисс Эмма, — упрямо сказала миссис Гор. — Я не могу стать вашей компаньонкой теперь, когда вы возвращаетесь в высшее общество. Я буду счастлива быть вашей экономкой и вашим другом, но, чтобы сопровождать вас, необходима леди.
Сколько Эмма ни спорила с ней, говоря, что не собирается возвращаться в общество и что будет вести тихую жизнь, миссис Гор не сдавалась:
— Это вы сейчас говорите, моя дорогая, но придет время, и вы передумаете. Запомните мои слова.
Кончилось тем, что Эмма написала своей старой дуэнье мисс Дакр, и дама согласилась вернуться, на этот раз компаньонкой. Эмма купила домик в Челси и наполнила его маленькими сокровищами: фарфором, книгами, старинной мебелью, — напоминавшими те, которые когда-то заполняли ее старый дом. Те вещи давно исчезли, были проданы, чтобы оплатить предполагаемые огромные долги Генри Линкольна, и с ними ушло детство Эммы. Она потеряла все: даже кукол и разные безделушки, которыми одаривал ее отец.
— Моя дорогая, — сказала тетя, обнимая ее в свой первый визит. — Как ты похорошела! Не обижайся, но годы изменили тебя к лучшему.
— Да ладно, тетя, — улыбнулась Эмма. — Я уже потеряла последние надежды, как вы прекрасно понимаете, и скоро стану суетливой старой девой.
— О нет... — тетя была проницательна, — не с богатством Линкольна, моя дорогая.
Поклонники протопчут дорогу к твоему порогу, а на каминной полке будет множество приглашений от хозяек всех лондонских салонов. Я буду счастлива, если ты позволишь поддержать тебя.
Эмма язвительно подумала о потерянных годах, когда никто не желал поддерживать ее, но вслух сказала:
— И все поклонники будут охотиться за приданым, дорогая тетя. Я вдоволь насмотрелась на них в юности.
— Но теперь ты достаточно зрелая, чтобы отличить хорошее от плохого, моя дорогая. — Тетка нерешительно умолкла.
— Меня одно озадачило тогда, моя прелесть. Почему ты отказала Доминику Хастингсу, когда он сделал тебе предложение? Может, он и не был особой находкой, но твой отец и я думали, что он тебе нравится. Вероятно, ты не знаешь, но он теперь граф Чард. Говорят, он очень неудачно женился. Его жена умерла несколько лет назад. Кажется, остался ребенок, девочка. Я считала, что вы очень подходили друг другу. И выйдя за него замуж, ты избежала бы неприятностей, последовавших за несчастливой смертью твоего отца.
Тетя слегка покраснела, вспомнив, как мало поддержки получила Эмма от родственников матери, и еле слышно сказала:
— Надеюсь, ты позволишь мне представить тебя обществу? Я вижу, вернулась Дакр.
А у меня беда с компаньонкой. Мисс Харли выходит замуж, несмотря на возраст, за очень респектабельного священника. Я рада за нее, но мне будет ее недоставать. Мы так прекрасно ладили, и так долго. Ее будет трудно заменить.
Эмма согласно кивнула.
— Мне надо будет рассказать тебе обо всех слухах и скандалах, чтобы ты не попала впросак.
И леди Фонтэн начала рассказывать о людях, о которых Эмма, успевшая забыть, какой сплетницей была ее тетя, никогда не слышала. Однако вскоре ее внимание было привлечено именем мисс Калипсо Стрэйт.
— Такой скандал, моя любимица. — Тетя Фонтэн осыпала Эмму бесконечным множеством ласковых имен. — Представь, Лафтон отверг ее в тот момент, когда она покупала свадебное платье. Ходят слухи, что причина была в ее... несколько... свободном поведении с ним. Я уверена, ты понимаешь, что я имею в виду.
Безусловно, ее не будут принимать, кроме тех ее кузенов, Стрэйтов из Шропшира. Вряд ли у нее есть будущее. Я слышала, что она жила в доме Лафтона в качестве компаньонки его сестры, но теперь вряд ли она сможет там остаться... и она бедна как церковная мышь.
Сгрэйты из Шропшира! Эмма вспомнила рассказы мисс Стрэйт о себе и своих родственниках и снова подумала о том, как похоже было их положение — как две стороны одной монеты! Обе потеряли свое место в высшем свете, обе оказались в тисках бедности, зарабатывали себе на хлеб, оказывая услуги богатым в качестве гувернантки и компаньонки. Потом Эмма была внизу, а Калипсо Стрэйт наверху, надеясь стать графиней Лафтон. Теперь Калипсо была внизу, а Эмма наверху. Подбросят ли монету снова, а если да, то как она упадет? Нет, подумала Эмма. Монета упала в последний раз.
Эмму охватила жалость к Калипсо, настоящая жалость, а не тот облегченный вариант, который предлагала тетушка, легко передавая вновь обретенной племяннице пикантные сплетни.
Эмме оставалось только представлять, как тетя говорила о ней после ее краха. Тетя ни разу не спрашивала Эмму о годах изгнания, и Эмма решила никогда не говорить о них. Эти годы ушли, как ушел из ее жизни милорд. Вряд ли она когда-нибудь увидит его, поскольку, как она знала, он никогда не приезжал в Лондон, а она решила никогда не посещать Нортумбрию. Единственной связующей нитью будут ее письма сэру Томасу.
Мистер Мэнсон снисходительно посмеивался над интересом Эммы к мистеру Джорджу Стефенсону. «Мечтатель. Я уверен, что ничего не выйдет из двигателя, о котором вы говорите, но не вижу причины не сделать в него небольшие инвестиции. Хотя поговорите сначала с мистером Каутсом», — сказал он.
Когда Эмма посетила банк, чтобы выписать чек для сэра Томаса, а также обсудить огромное состояние, хранившееся в банке после самоубийства мистера Свэйна, мистер Каутс отнесся к ее идее с большим воодушевлением: «Прекрасный проект. Я слышал замечательные отзывы о нем. Мне говорили, что мистер Стефенсон истинный практичный северянин, как и сэр Томас. Я прослежу, чтобы все было сделано по
