– Что еще?
– Не знаю. – Рэдерле резко встала, сердясь на себя. – Не знаю, о чем я думаю.
Она пересекла поляну, чтобы поискать грибы на опушке. Моргон пошел к широкой реке, зашлепал вброд по отмелям и встал неподвижно, точно старый пень, высматривая рыбу и стараясь ни о чем не думать. Дважды он обрызгался, а форель выскользнула прямо из его пальцев. Наконец он превратил свой разум в зеркало, отражающее серую воду и серое небо, и стал думать, как рыба.
Он поймал три форели, за отсутствием ножа неловко почистил их мечом и, повернувшись к берегу, чтобы отнести улов к костру, заметил, что волшебник и Рэдерле наблюдают за ним. Рэдерле улыбалась, лицо волшебника же было непроницаемо. Моргон подошел к ним, положил рыбу на плоский камень и вытер клинок о траву. Затем снова окутал его наваждением и присел на корточки возле костра.
– Отлично, – сказал он. – Чутье. – Он взял у Рэдерле грибы и принялся начинять ими рыбу. – Но это не объясняет твое путешествие на Хед.
– Как далеко ты можешь попасть за день?
– Наверное, пересечь Имрис. Не знаю. Мне не нравится миг за мигом преодолевать расстояния. Это утомительно, и никогда не знаешь, чьего сознания невзначай коснешься.
– Видишь ли, – мягко сказал волшебник, – я был в отчаянии. Мне не хотелось, чтобы ты вырвался из того мысленного капкана прежде, чем я вернусь.
– Я бы не мог даже...
– Ты достаточно силен. И способен видеть в темноте.
Моргон без слов воззрился на чародея. Дрожь пробежала по его коже.
– Так вот что это было? – прошептал он. – Воспоминание?
– Тьма Исига.
– Или Эрленстара.
– Да. Как видишь, все просто.
– Просто.
Он вспомнил мольбу Хара и задышал бесшумно, пока боль и сумятица слов в его груди не унялись. Завернув рыбу во влажные листья, он положил ее на нагревшиеся в огне камни.
– Ничто не просто.
Пальцы волшебника проследили кривизну былинки до самого кончика.
– Есть и простые вещи. Ночь. Огонь. Былинка. Если вложить руку в пламя и думать о боли, обожжешься. Но если думать только о пламени или о ночи, принимая их, ни о чем не вспоминая... Все становится очень просто.
– Я не могу забыть.
Чародей хранил молчание. Ко времени, когда рыба принялась шипеть и брызгать соком, снова начался дождь. Они поспешно поели и, оборотившись, полетели под холодным ливнем, чтобы укрыться на подходящем дереве.
Путники в обличье ворон пересекли Осе два дня спустя и снова обернулись людьми на берегу скорой и шумной реки. Было далеко за полдень. С некоторым удивлением они смотрели друг на друга, словно их поразил почти забытый, естественный облик. Рэдерле со вздохом рухнула на старое бревно.
– С места бы больше не трогалась, – прошептала она. – До чего надоело быть вороной. Того и гляди, разговаривать разучусь.
– Пойду-ка я на охоту, – заметил Моргон. Он стоял неподвижно, намереваясь шагнуть, но усталость нахлынула на него, точно ледяная вода.
– Нет, я пойду, – сказал Ирт и вновь оборотился, прежде чем Моргон успел ответить.
Сокол взвился в воздух – все выше и выше – горделивой сверкающей дугой сквозь дождь и солнце, затем наконец решил, что высота достаточная, и пошел кругами.
– Как, – прошептал Моргон. – Как он может охотиться вслепую?
Он подавил внезапное побуждение тоже прочертить сверкающий след в светлом небе и поплыть рядом с соколом. Пока он наблюдал за птицей, та ринулась вниз – стремительно и тяжко ушла в густую тень деревьев.
– Он подобен Властелину Земли, – сказала Рэдерле, и резкий холодок пробежал по телу Моргона. Слова девушки прозвучали как звон меча.
– Их всех отличает эта гибельная красота.
Они следили, как птица поднимается с земли, темная во внезапно померкнувшем свете. В когтях сокола бился какой-то пойманный им зверек. Рэдерле медленно встала и начала собирать хворост.
– Ему понадобится вертел.
Моргон срезал прут с молодого деревца и стал его очищать, а сокол тем временем уже возвращался. Он оставил убитого зайца у костра Рэдерле, и через миг на месте птицы снова стоял Ирт. На мгновение глаза его показались незнакомыми, полными чистого, свежего воздуха и гордой целеустремленности небесного охотника, затем, неуловимо изменившись, стали прежними. Моргон задал свой вопрос голосом, который прозвучал по-ученически смиренно.
– Я чую запах своей жертвы, – объяснил волшебник. Он достал из-за голенища нож. – Ты бы освежевал его, а? Мне это будет трудновато.
Не сказав ни слова, Моргон принялся за работу. Рэдерле подобрала прут и закончила его очищать.
