одернула. На груди и бедрах повсюду были синяки лилового цвета, а внизу живота наложена повязка.
Жак подал ей пеньюар.
От вида синяков внутри у нее все разболелось. Она увидела физические свидетельства своего поругания. И хотя завершить акт насилия Эдуарду помешали, Ребекка знала, что он все равно у нее что-то отнял, что-то такое, чего она уже никогда больше не вернет. И в этот момент она пожелала его смерти. Ей захотелось, чтобы он умер, ушел навсегда, чтобы никогда больше его не видеть!
Вначале Фелис не хотела принимать Ребекку. Прежде чем горничная, стройная девушка с коричневой кожей, пригласила Ребекку в спальню хозяйки, потребовались долгие переговоры, которые и велись через эту горничную. Жак помог Ребекке убедить мать принять невестку.
Ребекка вошла. Фелис лежала на постели с неубранными волосами и красными глазами, опухшими от слез.
Собственные страдания не помешали Ребекке проникнуться глубоким сочувствием к свекрови, этой простой щедрой женщине с таким чудесным, добрым сердцем.
Она медленно приблизилась к Фелис и, сев на край постели, взяла ее безжизненную руку.
– Фелис. – Ребекка старалась произнести это слово как можно нежнее. – Я пришла поговорить с вами. Хочу сказать, во-первых, что со мной все в порядке, а во-вторых, что я не считаю вас ни в чем виноватой. Эдуард не успел… сделать непоправимого… Я знаю, вам тоже очень больно. Мне кажется, я могу понять, что вы сейчас чувствуете.
По щекам Фелис потекли слезы. Она с мольбой посмотрела на Ребекку и прошептала:
– Мне так стыдно. Если бы вы знали, как мне стыдно. Я должна была его остановить, но боялась.
Ребекка погладила ее руку:
– Но в том вины вашей нет. Вы всегда были так добры к нам с Маргарет, мы чувствовали настоящую материнскую заботу.
Фелис не могла сдерживать рыдания.
– Но я знала, понимаете? Знала. По крайней мере догадывалась.
Ребекка похолодела.
– Догадывались о чем?
– Что это Эдуард прокрадывался по ночам в ваши комнаты. Но я… я не хотела верить этому, понимаете? Боялась посмотреть правде в глаза. И вот теперь, когда дошло до такого… до такой гнусности! Это Господь наказывает меня за трусость.
Пеньюар Фелис был расстегнут у ворота, и Ребекка увидела на ее белой коже, пониже плеча, большой темный синяк. Сразу все встало на свои места: и эти странные недомогания Фелис, когда она с трудом передвигалась, и то, что она порой по целым дням не выходила из своей спальни, и ее странное поведение в присутствии мужа.
– Он бьет вас! – вырвалось у Ребекки. – Вот почему вы его боитесь.
Фелис вырвала свою руку и быстро запахнула пеньюар.
– Да, это так. Но я не жалуюсь, – проговорила она шепотом. – Возможно, я заслужила такое обращение. К тому же жена должна подчиняться мужу. Это ее обязанность, понимаете? Муж для жены – господин. Но я понимаю, что должна была защитить вас и Маргарет. Это тоже моя обязанность, но я подвела вас…
Неожиданно она рывком поднялась и схватила Ребекку за плечи, больно впившись пальцами в ее тело.
– Вы не должны говорить ему, что вам это известно… – Она отпустила одно плечо Ребекки и показала на свой синяк. – Я понимаю, что подвела вас ужасно, но все же прошу сделать мне одолжение.
У Ребекки закружилась голова. Она кивнула:
– Я не скажу ничего. По правде говоря, я сомневаюсь, что когда-нибудь вообще смогу с ним разговаривать. Мне просто непонятно, почему вы проявляете такую покорность. Как можно сохранять преданность человеку, который так обращается с вами, бьет, заставляет жить в постоянном страхе?
Фелис откинулась на подушки и закрыла глаза.
– Не он один во всем виноват. Есть вещи, которые вам не понять, моя дорогая. Надо знать, как обращались с ним его родители. А кроме того, что еще я могла сделать? Уйти из дому? Но по многим причинам это было для меня невозможно.
– Но вы могли рассказать сыновьям, попросить защиты.
Фелис покачала головой:
– О нет. Это сразу разрушило бы нашу семью. Они не должны ничего знать. Все, что происходит между мной и Эдуардом, касается только нас двоих.
– Но можно было взять сыновей и уехать отсюда. Фелис печально улыбнулась.
– И как бы мы жили? Все, что мы имеем, принадлежит Эдуарду. И все состояние семьи Молино, и вся недвижимость. Если Жак поссорится из-за меня с Эдуардом, тот лишит его наследства.
– И Армана тоже?
– О да, конечно, – быстро проговорила Фелис. – Я упомянула Жака, поскольку он старший. Ребекка, вы должны мне обещать, что ничего не скажете о нашем разговоре ни Жаку, ни Арману. Если проговоритесь, то сведете на нет все мои усилия, которые я предпринимала многие годы, чтобы скрыть страдания. А это порой было очень нелегко.
Ребекка неохотно, но согласилась.
