— Думаю, что вам недолго придется ждать,— заговорил комиссар.— Советую обосноваться в районе обороны пятого батальона. Там густой лес, хороший сектор наблюдения и капитальные землянки. Раз мы уйдем за Днепр, противник оставит этот лес в покое.
Стрелков распорядился выдать нам вареного мяса и немного соли.
Мы простились. Как ни горько было на душе, но иного выхода я не видел.
Мои товарищи поднялись, надели на плечи винтовки и вещевые мешки с небольшим запасом вареного мяса и немудрящим солдатским имуществом. Я, как шинельной скаткой, опоясал спину куском одеяла.
Встали и пошли, оборачиваясь, видели, как нас провожали, не сходя с места, партизаны, помахивая снятыми фуражками и кепками. Мы шли в свой надежный, воинственный лес, который приветствовал нас израненными, обгорелыми ветвями.
10
Весь вечер и до полуночи мы шли по глухой, ведущей на север просеке, но до намеченного места так и не дошли. Одолела усталость, пришлось заночевать в густом ельнике. С рассветом поднялись и наконец- то вышли в район обороны 5-го батальона. Выбрали самый большой, расположенный на высотке блиндаж — вместительный, крепкий, хорошо замаскированный дерном, с узким, похожим на нору отверстием. От высотки начиналась впадина, где росли матерые ели и старые сосны в два и более обхвата.
В случае нападения, что не исключалось, по впадине можно было удобно отойти в глубь леса.
Сколько нам придется здесь бедовать? По моим расчетам, Красная Армия может начать наступление, когда на реках Проня и Сож установится прочный лед. Реки здесь могли замерзнуть лишь в конце ноября, если не позднее. Значит, жить нам тут не меньше месяца. Что будет, если выпадет снег и начнутся морозы? Надо было думать о заготовке продуктов, топлива, обуви, одежды. На мне была все та же старая короткополая шинель, которая грела плохо. У Терентия тоже немудрящая. Артем носил стеганый ватник, Коля — армейский бушлат.
В одной из землянок нашли килограммов двадцать ржи и полтора мешка картошки.
С питанием на первых порах все улаживалось, но шибко мучились из-за отсутствия курева. Коварную шутку однажды сыграл с нами этот проклятый табачок, за который мы едва не поплатились головами...
Пробовали сушить ольховые листья вперемешку с дубовыми, крутили цигарки и затягивались. Дым першил в горле и вызывал кашель.
Самый заядлый курильщик, Артем, стал подбивать меня сходить с ним в деревню и раздобыть самосада. Мне тоже хотелось курить, но идти за табаком я не решался, да и им запретил. Они мирились и как верные, дисциплинированные товарищи подчинялись беспрекословно всем моим требованиям и твердому распорядку дня.
Утром сообща стряпали завтрак, заготавливали дрова. Занимаясь устройством быта, снесли из других землянок солому для постелей.
Все работали старательно и по-хозяйски полезно, оберегали Колю, не давали много ходить и бередить рану. Починили ему брюки, а мне снова подремонтировали сапоги. Вместо дратвы применили тонко нарезанные ремешки и проволоку. Из конского потника я сшил себе войлочные чулки, в которых можно было ходить не только в сухую погоду, но и по снегу. Спал я теперь в чулках, и ноги мои, присыпанные ксероформом и старательно перебинтованные Артемом, блаженствовали в тепле.
Наступил ноябрь. С каждым днем становилось все холоднее. Соль и картошка кончились.
После ухода группы Гришина за Днепр противник и на самом деле как будто бы оставил Бовкинский лес в покое, не трогал и жителей, которые понемножку возвращались в свои родные места.
Не доверяя такому покою, мы днем уходили глубже в лес, собирали топливо и возвращались к вечеру Однажды наткнулись в лесу на двух десятилетних мальчишек с вязанками хвороста.
— Откуда, хлопчики? — спросил я.
— Из Дабужи,— дружно ответили они, нисколько не удивляясь такой встрече.
— В лесу жили?
— А то как же! Тута...
— Давно вернулись домой?
— Дён семь аль восемь.
— Немцы у вас стоят?
— Ни единого пока...
— А были?
— Приезжали, да смылись.
— Герасима Кулика знаете?
— Знаем. У него конь. Он на ем дрова возить... Хароший каняка!
— Пойдем, товарищ старший лейтенант, к нашему дружку, табачком разживемся и бульбой,— предложил Артем.
— Бульбы у нас скольки хошь! Приходите, дядьки. Ганса нема ж!
Как ни заманчиво было побывать в Дабуже и повидать Герасима, но я все же опасался встречи с фашистами.
— Рожь там хоть высушим, перемелем на ручных жерновах, как вы тогда ячмень употребили в дело, лепешек нам напекут мамаши,— вспомнив мой рассказ, говорил Терентий.
— Может, там помоемся в бане, бульбы наедимся рассыпчатой,— теребил нас Коля.— Чо нам их бояться?..
Меня не могли соблазнить ни баня, ни лепешки, ни бульба рассыпчатая, беспокоило другое: хотелось предупредить жителей, чтобы решительно не верили карателям. Не оставят они без внимания людей, побывавших возле партизан. Сама природа фашизма, коварство этих изуверов были ох как известны. Да и совсем недавний пример в районе Красной слободы. Необходимо было срочно идти в Дабужу и попытаться спасти людей от угона и неминуемой гибели.
— Хорошо, ребята. Завтра пойдем, только не ради рассыпчатой картошки...— Я объяснил товарищам суть дела.— Идем без оружия.
— А как же винтовки? — спросил Артем.
— Обойдемся без них. Спрячем в лесу, когда вернемся — заберем.
— Ну, а на крайний случай?
— Никаких крайних случаев быть не должно. Появимся с оружием — себя выявим и для жителей будет хуже.
Село Дабужа растянулось одной улицей вдоль все той же речушки Ухлясти, за которой начиналась северо-восточная сторона заболоченного Бовкинского леса. С южной части через весь лес и Дабужу пролегала дорога Хочинки — Трилесино. Трилесино, находившееся в пяти километрах от Дабужи, было занято противником. Это мы сразу же выяснили, когда зашли в село, в самый крайний от леса дом.
— Много их там? — спросил я у хозяйки.
— Ой, родненький, кто ж их ведает. То есть, то нет, то опять наезжают. А вы не бойтесь! Были тут и у нас, никого не тронули. Собрали всех на сходку, и заявил ихний офицер, чтобы мы жили спокойно... Хватит, мол, вам по лесам шататься.
— А вы и поверили им?
— Вторую неделю дома живем... Ничего вот...
— Нельзя им верить.— Я рассказал о зверствах карателей на Проне.
— Опять в лес... О-оох, горемычные! — Хозяйка вытерла концом пестренького платка сморщенное, исхудалое лицо, наклонившись, помыла картошку, высыпала в чугун и задвинула рогачом в горящую печь.
В избу стали набираться женщины, дети. Задавали одни и те же вопросы. Жив ли Гришин? Когда придет Красная Армия?.. Про Гришина мы сказали, что отряд его давно за Днепром, громит оккупантов. А наши начнут наступление в самые ближайшие дни.
