кем-нибудь, возьмет за руку? Их нужно увести в дом. На улице люди. Девушки уже начали привлекать внимание.
Р.М. приблизился к ним и едва не упал от сильного толчка в бок.
— Ты что? — прошипела ему на ухо Тамара. — Не трогай!
— Нужно увести их…
— Не нужно, — сказала Тамара. — Они не поймут.
— С Леной тоже так бывало?
Тамара кивнула:
— Можно, конечно, потянуть волоком, но они будут сопротивляться.
— Почему — тут? — раздумчиво сказал Р.М. — Я думал, они соберутся около больницы.
— Ты знал, что… И знаешь? — Тамара вцепилась в его рукав.
— Ужасно, — сказал Р.М., — что они девушки, и напуганы, и ничего не понимают, и не могут толком запомнить. И не для них все это. Но так уж получилось… Природа, она не соображает в этике или морали…
Девушки, видимо, что-то услышали. Они повернулись к Роману Михайловичу, но смотрели не на него, а выше, но выше было только небо, совершенно ясное, без единого облачка. Девушки продолжали следить за движением чего-то невидимого, и сами медленно передвигались к заборчику, отделявшему палисадник от улицы. Самая младшая первой натолкнулась на забор и упала, а на нее повалились остальные, и все это происходило в молчании.
Р.М. и Тамара бросились к ним, но рядом неожиданно оказался старичок в шляпе, шляпа падала, он поднимал ее и только мешал своей суетой. Девушки не сопротивлялись, они просто не понимали, что нужно встать. Старичок охал и ахал, Тамара что-то сказала, и он отошел.
Девушки поднимались, улыбаясь друг другу, и осматривались по сторонам. Они вернулись.
— Приема сегодня не будет, — сказала Тамара старичку.
Р.М. понял, что это один из будущих клиентов пришел занять с утра очередь.
— А когда? — виновато спросил старичок, готовый униженно просить, чтобы его приняли именно сегодня и без очереди.
Тамара не ответила, обняла за плечи двух девушек, оказавшихся ближе к ней, и повела их к дому, остальные тихо пошли следом, не обращая внимания ни на Романа Михайловича, ни на старичка, который так и остался стоять у скамейки, провожая взглядом необычную процессию.
В квартире все было как вчера, Тамара провела девушек в гостиную, усадила на диване и в креслах, Роману Михайловичу места не осталось, и он встал у двери. Казалось, только теперь сами девушки впервые рассмотрели друг друга. Так, давно знакомые по переписке люди рассматривают черты лица, которые часто себе представляли и которые на самом деле оказались иными. Тамара тоже чувствовала себя неловко и, чтобы оттянуть начало разговора, принялась возиться на кухне, ставя на плиту чайник и что-то спешно доставая из холодильника.
— Девушки, — сказал Р.М., — что вам сказала Лена?
Все взгляды обратились к нему. Девушки рассматривали его так же пристально и молча, как до этого глядели друг на друга.
— Лена? — наконец прервала молчание самая старшая из них, девушка с тонкими восточными чертами лица, мохнатыми черными бровями и густыми, спадающими на плечи, волосами. Р.М. подумал, что это, скорее всего, Наргиз Касимова. — Лена? Надя, хотите вы сказать…
— Надя? — у Романа Михайловича стало сухо во рту. — Нет, я хотел… Надя ведь…
Девушки переглянулись, Наргиз грустно улыбнулась, ей очень шла улыбка, именно такая, грустная, как ноябрьский дождь, остальные серьезно смотрели на Романа Михайловича, даже самая младшая, похожая на Наргиз — ее сестра Рена, сбросившая шубку прямо на пол и оставшаяся в школьном платьице без передника.
— Надя, — повторила Наргиз. — А Лена ничего не успела сказать, ее усыпили. Она только позвала, мы пошли, и тут…
— Как позвала? — спросил Р.М., краем глаза заметив вошедшую в комнату Тамару.
— Обыкновенно, — пожала плечами Наргиз. — Я спать собиралась, а Надя сказала, что с Леной плохо…
Р.М. смотрел на Наргиз, пытаясь отыскать в ее словах если не логику, которой не было, то хотя бы намек на здравый смысл.
— Девочки, — Р.М. поднял руки вверх, — ну давайте по порядку! Ведь Наргиз Касимова, верно? А это ваша сестра Рена?
— А это Оля, — продолжила Наргиз, — и Света, и Алла, и Карина. А вы — Роман Михайлович Петрашевский.
— Откуда вы…
Девушки переглянулись, как заговорщицы, — так ему показалось, — и промолчали. Тамара все еще стояла у двери на кухню, что-то сопоставляя в уме.
— Наденька умерла, Наргиз, — сказала она, — а Леночка в больнице. И вы это знаете. И вы могли бы туда… Если бы сейчас кто-то вздумал вызвать скорую… Когда вы все там…
— Тетя Тамара, можно чаю? — попросила Рена. — Так пить хочется.
Тамара вздохнула и вышла, в сердцах загремев чем-то на кухне. Р.М. чувствовал себя полным идиотом, потому что новая информация ни в какие схемы не укладывалась, противоречила материализму и принять ее было нельзя. Мудрили девушки, сочиняли. Зачем?
— Надины рисунки у вас с собой? — спросила Наргиз.
— Вы… ненавидите меня? — неожиданно для самого себя спросил Р.М. Почему спросил именно это? Подумалось на мгновение, что они все знают — не только о себе, не только о подругах, не только об этом мире, какой он сейчас, но и том, каким мир был и каким будет, какими были и будут все другие миры, растущие и умирающие в том, что мы зовем Вселенной, и тогда как же, зная это, они сохранили разум, ну, если не разум в жестком мужском понимании, то разумную интуицию, сознание истины и правоты, свойственные женщинам? Мелькнуло в сознании и сорвалось с языка — ведь тогда они должны знать, какую именно роль он сыграл в их судьбе.
Реакция была неожиданной. Девушки бросились к нему, Наргиз ударилась об угол стола, зашипела от боли, но не остановилась, подбежала, чмокнула его в щеку. За ней — остальные. Они обнимали его, и он пьянел от запаха духов и прикосновений губ. Он был в центре ведьминого веселья, будто Фауст на том же Брокене.
Сколько это продолжалось? Секунды. Потом он сидел за столом и пил чай, приходя в себя, девушки смотрели на него и тоже тянули крепкий темный напиток, который чаем назвать можно было с натяжкой — заварить толком Тамара не успела, получилась бурда, Тамара сновала из комнаты на кухню, приносила и уносила подносы, видела ли она эту вспышку необъяснимой симпатии, поняла ли?
— А что же Надины рисунки? — спросила Наргиз. — Вы не ответили.
— И вы, — огрызнулся Р.М. — От меня вам таиться нечего.
— Вы наш папа, — Рена улыбнулась.
Остальные рассмеялись.
— Ну ладно, — остановила веселье Наргиз. — Веселиться и объяснять про нашу жизнь будем потом. Сейчас нужно Лену спасать. А Роман Михайлович рисунков не отдает. Потому что они у него дома. Отпустим папу за рисунками?
Девушки закивали.
— Мы бы все поехали с вами, — объяснила Наргиз, — но это глупо. Там к вам заявится следователь и будет беситься.
— Откуда вы это… — Р.М. оторопел. — Разве информация, которую вы… Она что, и о будущем?
Рена смешно надула щеки и сделала значительное выражение лица, для нее это была игра, почему-то для нее одной, она как-то удивительно легко все воспринимала, возможно, сказывался характер.
— У-у… — сказала Рена. — Я ясновидящая.
— Очень иногда, — сказала Наргиз. В речи ее изредка возникали неправильности, будто ей не так уж часто приходилось говорить по-русски. — Сейчас некогда говорить. Пожалуйста — рисунки.
