– О, она высокая-высокая! Она наклоняется, чтобы пройти в дверь.
– Айрин! – Я укоризненно покачал головой.
– Не верите? Спросите у Мэриан, вот она, спросите!
Но у меня не было надобности в дополнительных лжесвидетельствах. Я щелкнул пальцами, давая понять, что разговор окончен, и отошел от болтуньи. Вдогонку себе услышал:
– Мистер Беркли, где же ваше письмо?
Но я уже думал о другом. Я лишь передернул плечом и вернулся к себе. Здесь я остановился. «И как мне это раньше не пришло в голову? – подумал я. – Ведь она знала, что я работаю на шестом этаже! Почему же ничего не сказала?…»
Так и не найдя ответа, я мысленно обратился к собственной особе и изрек:
– Алекс Беркли, в двадцать семь лет можно стать государственным деятелем, гениальным писателем или миллионером. Но в двадцать семь лет преждевременно судить о движениях женской души. Об этом мы не имеем надежных свидетельств даже от тех, кто до старости занимался этим вопросом…
В десять минут шестого я вышел из офиса. Я нарочно дождался, когда все разойдутся, и теперь, в одиночестве, спустился вниз.
Небо хмурилось, тучи беспорядочно громоздились над городом, оставляя там и здесь голубые просветы; еще неокрепший ветерок порывисто, как ребенок, кидался из стороны в сторону, явно негодуя на то, что не в меру короткие юбки лишают его шалости былой остроты.
Я медленно шел, оглядываясь по сторонам. Нет, я не забыл «его», события дня не заслонили его в памяти. Более того, где-то исподволь возникала уверенность, что я непременно его увижу.
Небо темнело, а вместе темнели улицы, стены, темнели лица у прохожих, панически стремившихся к сабвейным станциям. Ветер крепчал.
Первые капли, крупные и пахучие, стали падать на город, когда я увидел его. Он там и стоял – на противоположном углу 7-й авеню и 52-й улицы. Голова его была обнажена, и ветер развевал седеющие волосы.
Под градом капель я перебежал на другую сторону и, укрывшись под навесом, стал наблюдать.
Вот человек сошел с тротуара, наклонился над чем-то, что-то передвинул, затем, не спеша, пересек улицу и снова вернулся к лежащему предмету. Теперь я рассмотрел: это была корона. Он передвинул ее еще и ступил на тротуар. Он был явно взволнован и что-то бормотал.
Я не выдержал и, покинув свое убежище, направился к нему. Признаюсь, я трусил: меня могли увидеть сослуживцы, кого мое странное любопытство могло подвинуть Бог знает на какие домыслы. Что-то, однако, толкало меня вперед.
Я подошел к человеку сзади и мягко тронул его за локоть.
– Простите, что вы делаете? – спросил я.
Он отозвался не сразу; он только поднял руку, приглашая меня к молчанию. Некоторое время мы стояли неподвижно. Наконец он повернулся ко мне.
– Здесь находится полюс Лорда! – торжественно сказал он, указывая на корону.
Я оторопело взглянул на него.
– …Полюс Лорда, – повторил он, – запомните это имя! Когда-нибудь оно будет звучать как имена Ньютона и Коперника.
– Но… что это за полюс?
– Это – полюс Земли.
Теперь я не сомневался, что имею дело с безумцем. Я робко возразил:
– Я знаю только два – Северный и Южный…
– Верно, – согласился он, – но это ложные полюсы. Так учил старый Лорд.
– Кто он, ваш Лорд? Я никогда о нем не слыхал.
– Это неудивительно. В наше время великие мы не в моде.
Странное дело: рассуждал он как будто разумно, хоть и говорил о вещах необычных. Но главное было впереди.
– Так что же вы открыли? – продолжал я расспросы.
– Полюс гармонии. Если бы земная ось проходила здесь, наша планета стала бы раем.
…Нет, он не был безумцем, он был просто очень наивен, мой новый знакомец, потому что вера в земной рай всегда представлялась мне верхом наивности. Такая мысль развеселила меня, и я, улыбаясь, спросил:
– А люди, человек?
– И человек стал бы другим.
Я с трудом сдержал улыбку.
– Почему вы носите корону?
Он выпрямился. Он был тоже низкоросл, чуть повыше меня. Длинные волосы и густая растительность на лице делали его похожим на друида; из глаз, от всей фигуры исходило странное вдохновение. Он начал тихим голосом:
