но прежде всего напиши план и представь его, куда следует. Я недавно получил письмо от Баратынского из Казани, куда они все поехали, то-есть Энгельгардовы, как он пишет, по делам, а как мне сказывали, от холеры. 'Пишу, говорит он, но не для потомства, как Вы предполагаете слишком дружески, но для нижнего земского суда'. А Жуковский вс еще пописывает: бог помощь! Не знаю, холера ли, царскосельский ли воздух, но на Вас действует какое-то благоприятное письменное наитие. И ты стал так исправно отвечать на письма, что любо. 'Ох! я женат!' скажешь ты, как Платон Сергеевич. Теперь времени много. Тургенева видали мы довольно часто, теперь он к нам ни ногой, потому что трусит холеры, которая шатается по нашему околотку и при том же он волочится в Москве и дремлет за Бухариною, за дочерьми Султанши, Солдатши, или просто Сольдан, и за многими другими. Карамзины пробудут здесь, я думаю, еще с месяц; вероятно и я также. Не будет ли твоих денег у Нащокина рублей пять сот? В таком случае, вели ему отдать их мне, а остальные додашь мне в Питере. Передай мой сердечный поклон Dona Sol и скажи, что брат ее в Москве много успел по част и каламбуров. Напомни Жуковскому о гомеопатической аптечке. Теперь сообщения свободны и можно прислать. Пожалуйста напомни. Все мои, то есть наши, тебе, то-есть Вам, кланяются.
О прежний Пушкин ты Вы парочка уж ныне!
Знаешь ли, слухи носятся, что ты очень ревнив? Я, если жена твоя не ревнива, позволяю тебе поцаловать мою сокурносую бель-с рку. Она отказаться не может, ибо знает мои права над нею. - Читал ли ты le noir et le rouge? Замечательное творение. Теперь я мог бы по совести бранить Рославлева, потому, что купил это право потом лица и скукою внимания. В Загоскине точно есть дарование, но за то как он и глуп, уж это, воля Ваша, не Василью Львовичу чета. Тот, во-первых, имел ум не писать прозою, и это уже важный перевес. Не правда ли, что в Росславлеве нет истины ни в одной мысли, ни в одном чувстве, ни в одном положении? Я начинаю думать, что Петр Иванович Выжигин сноснее, но чтобы убедиться в этом, надобно прочесть его, а боже упаси того! - Да кстати, ты, кажется, ревнуешь и к Голинькой. Я поздравлю ее и скажу, что ты часто пишешь мне о каком-то Моrnау. Впрочем не беспокойся и не верь клевете: это верно Dona Sol смутила тебя, она и меня хотела поссорить с нею. Кстати о ревности, попроси ее, то есть Dona Sol, сжечь до замужства своего всю мою поэзию и мою прозу, а что они у нее залежались знаю я потому, что она для смеха их кому-то показывала. Я полагаю, что текст пословицы щей горшок, да сам большой не исправен. В русском нет этого духа независимости. Не просто ли: щей горшок, да самый большой? Вот это так; это по-русски. Не написать ли мне трактат об этом также, как и о том, что вероятно: Куда ни кинь так клин перевод: de quel cфtй que je me tourne, je vois le port de Livoume. При человеке известного вкуса хвалили одну девушку и говорили: она хороша как роза. Что Вы говорите, как роза, она даже хороша как розан, отвечал человек известного вкуса. Чтобы ты не подумал, что повторяю тебе анекдот, спешу заявить, что это моего сочинения. Не написать ли трактат и о греческом исповедании наших старинных граматеев или ботаников, которые отнесли розу к м ужескому роду?
663. H. В. Гоголю. 25 августа 1831 г. Царское Село.
Любезный Николай Васильевич,
Очень благодарю Вас за письмо и доставление Плетневу моей посылки, особенно за письмо. Проект Вашей ученой критики удивительно хорош. Но Вы слишком ленивы, чтоб привести его в действие. Статья Ф.<еофилакта> Косичкина еще не явилась; не знаю, что это значит: не убоялся ли Надеждин гнева Фаддея Венедиктовича? - Поздравляю Вас с первым Вашим торжеством, с фырканьем наборщиков и изъяснениями фактора. С нетерпением ожидаю и другого: толков журналистов [у] и отзыва остренького сидельца. У нас вс благополучно: бунтов, наводнения и холеры нет. Жуковский расписался; я чую осень, и собираюсь засесть. Ваша Надежда Николавна, т. е. моя Наталья Николавна - благодарит Вас за воспоминание и сердечно кланяется Вам. Обнимите от меня Плетнева и будьте живы в Петербурге, что довольно, кажется, мудрено.
25 августа. А. П.
664. В. А. Жуковский - Пушкину. 24-27 августа 1831 г. Царское Село.
Приходи ко мне в половине первого; пойдем в Лицей: там экзамен истории.
665. А. X. Бенкендорф - Пушкину. 29 августа 1831 г. Царское Село.
Милостивый государь, Александр Сергеевич!
Я сообщил г. генерал-адъютанту графу Чернышеву доставленную мне Вами, милостивый государь, записку о сотнике Сухорукове, изъявившем желание получить копии с выписанных им в архивах материалов для составления истории войска Донского, которые он, уезжая в 1826 году в армию, должен был, по приказанию Генерала Богдановича, передать в чужие руки, равно как и множество приобретенных им древних летописей, повестей и поэм, относящихся к сему войску.
Граф Чернышев отвечал мне на сие, что акты, о коих упоминает сотник Сухоруков, никогда не были его собственостию, ибо они собраны им из архивов войска и из других источников по приказанию и направлению его, графа Чернышева; что акты сии, как принадлежащие к делам Комитета об устройстве войска Донского, никак не могли утратиться, но должны быть в виду начальства, и что, наконец, он находит со стороны сотника Сухорукова не только неосновательным, но даже дерзким обременять правительство требованием того, что ему не принадлежало и принадлежать не может.
Считая долгом уведомить о сем Вас, милостивый государь, честь имею быть с совершенным почтением и истинною преданностию, милостивый государь, покорнейшей слуга А. Бенкендорф.
4426. 29. августа 1831. Его высокобл<агород>ию А. С. Пушкину.
666. H. M. Коншин - Пушкину. Август 1831 г. Старая Русса.
Я теперь как-будто за тысячу по крайней мере лет назади, мой любезнейший Александр Сергеевич. Кровавые сцены самого темного невежества перед глазами нашими перечитываются, сверяются и уличаются. Как свиреп в своем ожесточении добрый народ русской! жалеют и истязают; величают вашими высокоблагородиями и бьют дубинами, и это вс вместе. Чорт возьми, это ни на что не похоже! Народ наш считают умным, но здесь не видно ни искры здравого смысла.
Начальство доверило раскаявшимся дуракам выбор и представление преступников, но кажется они не совсем искренно к этому приступили. - Попадаются люди не совсем виновные вместо убийц. Я хотел продолжать здесь мой роман, но теперь не до него. - Пишите вы больше; как жаль, что у меня нет никаких теперь литературных новостей... Что-то Косичкин? возгласил ли в Москве, и как идет продолжение? Это очень меня занимает, не поленитесь сказать мне слова два, и пришлите в мою канцелярию, оттуда доставят ко мне сюда, вместе с бумагами, которые идут ко мне часто. Прощайте. Будьте здоровы, скажите от нас почтение Вашей супруге, и любите Коншина.
Адрес: Его высокоблагородию Александру Сергеевичу Пушкину.
667. П. А. Вяземскому. Конец августа 1831 г. Царское Село.
(Между нами) У Дельвига осталось 2 брата без гроша денег, на руках его вдовы, потерявшей большую часть маленького своего имения. Нынешний год мы выдадим Сев.<ерные> Цветы в пользу двух сирот. Ты пришли мне стихов и прозы; за журнал наш примимся после.
20 авг.<уста>, день смерти Вас.<илия> Льв.<овича>, здешние Арзамасцы поминали своего старосту вотрушками, в кои воткнуто было по лавровому листу. Светлана произнесла надгробное слово, в коем с особенным чувством вспоминала она обряд принятия его в Арзамас.
668. О. М. Сомов - Пушкину. 31 августа 1831 г. Петербург.
Милостивый государь Александр Сергеевич!
По милости окаянной холеры, мы, бедные Петрополитанцы, должны сидеть на привязи и не выказывать носа из столицы. Давно собирался я Вас поздравить, с тем, что по слуху мне известно: именно с званием Историографа Петра I, с коллежской службой и пр.; но вс надеялся высказать это поздравление языком, а не пером. Теперь же, кажется, нет к тому и близкой надежды. Бога ради, известите меня, как скоро можно будет ездить в Царское Село. Пора думать и о Северных Цветах, у меня уже запасено кое-что моего и чужого (в числе последнего, нигде еще не напечатанная и мало кому известная повесть Батюшкова, в прозе). До меня дошли также слухи, что у Вас есть пять повестей готовых: не уделите ли из них малую- толику для общего дела? - Розен написал весьма хороший разбор Бориса Годунова и отдал его мне. Это бы надобно было прочесть вместе.
У меня затей, затей! полны карманы. Во-первых, у меня ростет Борода Богдана Бельского, и разростается тома на два; во-вторых: я ухватился за любимую мечту мою, Хмельницкого; собрал об нем вс , что можно, и теперь его обдумываю и передумываю. Не назову его ни историческим романом, и даже не окрещу именем Хмельницкого; но это будет просто малороссийская быль: Оклечай. - Гайдамак мой подвигается к концу, и в марте, может быть, выкажет нос из-под спуда. Кроме того, у меня впялено еще несколько малороссийских былей меньшего объема.
Вот вам и чужая просьба: актриса Валберхова Старшая просит у Вас позволения на бенефис ее сыграть одну или две сцены из Бориса Годунова. Кажется, она особенно метит на сцену Марины с Лжедимитрием. Позволите ли Вы ей? В таком случае, сделайте одолжение, уведомьте меня поскорее.
В 13-м Телескопа напечатана статья презабавная: Торжество дружбы, в защиту А. А. Орлова. Сочинитель, кажется, псевдоним:
Я по зубам узнал его тотчас.
Новостей замечательных
