Якутия

а его, так просто вышло, не сдержался, это случайно, извините,, я смою кровь, мне ударило в голову, виноват, я не прав, я обиделся, надо быть смиреннее, отмотать бы минуточки две назад... - Поздно, дундучина!.. - сожалеющим тоном воскликнул Ылдя. - Омерзительное преступление! Гнуснейший поступок! Ты сам засунул свою душу в Нижний Мир! Ведь зависть - это самое вонючее, что есть под небом. Если ты режешь из-за зависти, то проклят будешь. И вот мой приговор: пожизненное заключение в ямке, среди дерьма. И имя твое будет обессмертено, чтобы никому неповадно было заниматься такими вещами, и пускай никто тебя не кончает, даже если попросишь сам, иначе твое место займет. - Да вы что!.. - ошарашенно крикнул Чюппюю. - Ни хрена себе! - А ты думал, - усмехнулся Ефим. - Вот так вот. - Да я ж только что за вас проливал... - Все! - громогласно заявил Ылдя. - Это - указ царя! Обсуждению и пересмотру не подлежит! - Да тьфу же!.. - сокрушенно вымолвил Чюппюю и смачно плюнул Чохуху на сапог. - Войско, идем! - скомандовал Ылдя. - Плечи вперед! Нас не сломят временные неудачи! Тюмюк ждет нас! - Марш!.. - раздались голоса старших, оставшихся в живых. Они уверенно пошли обратно в места своего расположения, неся с собой два мертвых тела. Некто командовал: <Раз-два, раз-два>, и ноги уставших солдат четко ступали по неровной песчаной дорожке, как будто бы это было репетицией победного парада, или же смотром строя. Грусть и острое желание взять реванш вызревали в душах воинов в качестве единственных сильных эмоций, заглушая смятение, сожаление и страх; странная решимость обуревала их, словно страсть. Они были оскорблены и разозлены быстрым поражением и утратой зениток, но какая-то высокая вера в свое предназначение и незыблемость своего будущего грела их болящие сердца, как будто хорошее известие или доброе письмо. Они буквально колотили ступнями по дорожке с остервенением офицера, избивающего ногами партизана. Никто не хотел ничего говорить; все были подавлены и обескуражены; и никакой песни не слышалось от этого яростного шествия; никто их не преследовал, и это было оскорбительно и неприятно. Софрон понуро шел рядом с надменно шагающим Ылдя, и, как ни странно, тоже был опечален и смущен, и иногда задумчиво вздыхал, бормоча про себя неясные звуки. - Я, конечно же, совершенно не согласен с вами! - сказал он, обращаясь к Ефиму. - Но я переживаю ваше поражение, почти как крах моей собственной партии; словно крушение идеалов свободы и жары! - Не говорите: <поражение>! - немедленно отреагировал Ылдя. - Это просто небольшая стычка, по которой нельзя судить о нашей мощи и потенции! Сейчас мы их недооценили, но завтра они попляшут у нас присядку!.. - Точно, ваше величие!.. - хохотнув, согласился солдат, идущий в первом ряду, услышав беседу. Ылдя строго посмотрел на него и сказал: - Вам слова не давали! Соблюдай дисциплину! Солдат осекся и стал нарочито безразлично смотреть перед собой. И они продолжали свой безрадостный путь по родной земле, которую собирались захватить, и они вышли по шоссе, ведущее вперед и назад, и сапоги их зацокали набойками по асфальту, словно подковы на лошадиных копытах, а солнце уже стало катиться к закату и краснеть, как варящиеся креветки в закипающей воде, и свежий предсумеречный ветер ласково подул на них, будто какой-то утешительный дух этих мест. Они прошли мимо креста с Ырыа, на котором он повис в жалкой позе, прибитый руками и ногами, и Жукаускас кинул всего лишь один взгляд в сторону этого мучительно умеревшего поэта. Ылдя, ни на что не обращая внимания, вел войско за собой и выглядел воплощением какого-то высшего самодовольства. Они дошли уже почти до начала первых строений Алдана, переименованного в Тюмюк, но тут им дорогу преградил рослый человек в странной военной форме абрикосового цвета. В руках он держал карабин с длинным Стальным штыком. - Стой! Кто идет?! - мрачно рявкнул он. Ылдя изумленно посмотрел на него, потом поднял вверх правую руку и отчетливо проговорил: - Ты кто тут, овца?! Я - царь Якутии Софрон Первый, это - мое войско, мы возвращаемся из похода! Как ты смеешь здесь стоять?! На колени, несчастный! Человек отошел назад, поднял вверх левую руку, засмеялся и громко сказал, обращаясь к кому-то: - Вот они, эти козоньки. Сейчас я с ними разберусь; а вы пока тихо. - Чего это?! - взревел Ылдя, вытаскивая пистолет. - Спокойно-спокойно, - тут же проговорил человек, взводя затвор карабина. - На вас наведено в пять раз больше орудий отовсюду, поэтому не рекомендую выступать. Пока вы там играли в войну, в Алдан вошла национальная армия Якутии вместе с царем Семеном Первым. Вы, как самозванцы и негодяи, все приговариваетесь к ужасной смерти особым якутским способом, но царь настолько велик и добродушен, что он прощает всех и приглашает присоединиться к своей славной армии, чтобы сражаться за Якутию! Все, кто согласен, следуйте за мной, я проведу вас к царскому балагану и приведу к присяге. - Чего?.. - пораженно воскликнул Ылдя. - Чего слышал! С тобой разговаривает младший тойон Марга, понятно?! - Какой еще Семен Первый?.. - ошеломленно спросил Ылдя, опуская пистолет. Погоди... Подожди... Ах, блин, это ж Ваня Инокентьев, мы вместе учились в институте связи, вот гад, точно, мы пили, и он назвал себя Семеном Первым... И блевал потом, и икал, и рыгал... - Молчать! - крикнул Марга. - Сейчас получишь! Я обо всем доложу его величию! - А. где же мои городские войска, охрана?! - сокрушенно воскликнул Ефим. Марга довольно усмехнулся и криво сплюнул. - Они все перешли на нашу сторону. И вас я тоже приглашаю. Ну, кто желает служить великому царю Якутии, а? Наступило напряженное молчание, потом какой-то воин сзади осторожно и тихо произнес: - Да все, наверное, как я понимаю... Тут же началась оживленная неразбериха, и воины устремились к одетому в абрикосовую форму Марга. Ылдя недоуменно смотрел на это движение, вертя головой туда-сюда. Солдаты проходили мимо, не обращая на него внимания, только Чюппюю, проследовавший справа от Ефима без конвоя, отщелкал ему смачный щелбан по лбу и, ухмыльнувшись промолвил: - Ужрись, скотина! - Что это... Как это... - лепетал Ылдя, видя, как его покидают все подданные. Я же ваш царь! Вы же со мной! Как же клятва, присяга, песня! - Да иди ты! - бросил ему Чохух и злобно харкнул. Скоро все войско в розовом выстроилось за человеком с карабином в абрикосовом. Перед ним остались стоять только Ылдя и Софрон, и остались лежать трупы Тюмюка и Борисова. - Ну вот и все, - радостно проговорил Марга, чмокнув губами. - А вы, значит, не желаете присоединяться к прекрасному войску великолепного царя Якутии?.. Или вы против Якутии?.. - Я - царь Якутии! - твердо произнес Ылдя. - Я родился царем и умру таковым. Делай свою гнусь, гадина!.. - Да кому ты нужен! - расхохотался Марга. - Вы объявляетесь вне закона. Сейчас вы свободны, но вы должны тут же покинуть Якутию и никогда не пересекать ее границ. И прежде всего границ замечательного города Алдана! Убирайтесь вон, в тайгу, в ямы, в болота. Схоронитесь там, пока мы вас не нашли. Все равно вы никуда не денетесь! Но мы вам даем шанс - ха-ха-ха-ха!! - Да чтоб вы все сдохли! - раздраженно взвизгнул Ылдя, взял Жукаускаса за руку и прошептал ему: - Побежали, или вы хотите остаться с ними? - Зачем они мне? - поразился Софрон. - Вы же агент! Я не ел, наверное, уже больше суток. Вы умеете кушать мхи и мастерить силки? - Ты что, думаешь, мы в самом деле в лесу будем?.. - сказал ему Ылдя, а потом громко добавил: - Мы уходим! - Давай, давай!.. - засмеялся Марга. - Желаю приятной мерзлоты и приполярных фруктов. Десять минут я не стреляю, а потом уж пеняйте. И - раз!! Жукаускас и Ылдя тут же со страшной скоростью бросились в сторону от шоссе, и, петляя, побежали в какую-то рощицу, где росли вялые северные бананы с крошечными, похожими на пупырышки какой-нибудь детской игрушки, плодами. Они затерялись в пышных молодых лиственницах, нежно щекочущих их ладони своими мягкими иголочками, когда они раздвигали перед собой их ветки, и наконец тяжело дыша, остановились. Марга и солдат не было видно. - Надо дальше бежать! - сказал Ылдя. - Сейчас стрелять будут. - Я устал... - мрачно сказал Софрон. - Давайте, а то облаву сделают! - А куда нам бежать?! Мы обречены. - Перестаньте! - строго крикнул Ылдя. - Побежим на аэродром. Там летчики Советской Депии. Если их не захватили, попробуем спрятаться там. Я вообще знаю туда ходы - золото-то вывозили в свое время... - Так вы еще и вор! - жестко сказал Софрон. - Перестань, сейчас главное выбраться из этого чертового Алдана. Ну, Семен, ну, гнида... И мои войска хороши. А ведь так раболепно ходили!.. - Не надо из себя дохлого разыгрывать на поле битвы! - нравоучительно сказал Софрон. - Ну хватит вам! Вперед! И они побежали, задыхаясь. Сзади донесся насмешливый голос: - Время истекло! Стреляю! Раздалась автоматная стрельба; стали падать какие-то ветки. Жукаускас и Ылдя, затравленно пригибаясь, бросились в сторону виднеющегося просвета - туда, где, как казалось, кончалась роща и начиналось что-то еще. Буквально через минуту стрельба закончилась. - Это они так... - устало сказал Ылдя, - на всякий случай. Теперь можно не спешить. Пусть совсем стемнеет, и мы влезем в запретную зону аэродрома. - А еда? - спросил Софрон. - А вода? Я скоро умру! - Надо стойко переносить все, что с тобой происходит! - важно ответил Ефим. - Мы попробуем подцепить что-нибудь в аэропорту. В конце концов, купим каких-нибудь дерьмовых котлет, или коржиков. - Нас же схватят! - Перестань!.. - осуждающим тоном сказал ему Ылдя. - Надо бороться, дружок! А ты хочешь, чтобы тебе на блюдечке все принесли? - Извините, - буркнул Жукаускас. Ылдя вдруг остановился, лукаво посмотрел в усталое лицо Софрона, подмигнул ему и щелкнул его по плечу. - Дружище мой! Ты же знаешь лучше меня, что в Алдан сейчас самолеты не летают. Значит и аэродром закрыт. А раз он закрыт - откуда же котлетки? - Ух, е! - обескураженно выдохнул Жукаускас. - Так что же, блин, делать?! - Вешаться, друг, - хитро улыбаясь, сказал