поговаривают, что будто бы им был Фадеев. Может, поэтому я пишу?
- Хотя Фадеев был блондином...
- Ты лучше слушай. Я тогда руководил художественной самодеятельностью в Брусово, потом в Удомле, где меня и нашел дядя.
- Кем хочешь быть? - спросил он меня.
- Артистом.
- Будешь!
Слово дяди - и специально для меня в ГИТИСе собрали комиссию в середине учебного года. Я пришел - сидят народные и заслуженные, все мои кумиры. Читаю - ноль эмоций. Делаю этюды - хохочут. Но так как у меня не было десяти классов, меня в ГИТИС не взяли. Тогда я попросил направить меня в Калининский драмтеатр во вспомогательный состав. И так началась моя карьера артиста.
- Тайна на тайне - а как вы в Москву попали?
- Калининский театр поехал на гастроли в Москву и выступал в Пушкинском театре. Играли 'Хрустальный ключ'. Дыховичный и Слободской, авторы модной тогда комедии 'Свадебное путешествие' - она шла в нашем театре, - начали сватать меня в Москву. Провожая в столицу, артисты мне говорили: 'Спартак, раз ты нужен, потребуй сразу квартиру и зарплату приличную'. Я потребовал - и благополучно вернулся.
Между прочим, в двадцать два года меня выдвигали на звание при условии, если поеду работать в Армению или Азербайджан. Но я поехал в Омск, за своим режиссером. Там судьба сложилась удачно. Я сыграл Тузенбаха в 'Трех сестрах' (Юрский тогда играл эту роль в Питере). Сыграл Сергея в 'Иркутской истории' (Ульянов гремел с этой ролью в Москве). Кто бы мне дал в Москве играть героев?
После очередных гастролей в Москву Плучек, в то время главный режиссер в 'Сатире', сказал, что 'нужно показываться'. Хотя до него меня приглашали к себе работать Гончаров, Талмазов в 'Ленком', Попов в Театр Советской Армии. Но я выбрал 'Сатиру'. А надо тебе сказать, что у меня тогда была высшая категория. И я решил, что не вправе иметь ее, когда в 'Сатире' работает такой артист, как Анатолий Папанов. И я пошел в Управление культуры и попросил снизить мне категорию. Только дурак мог так сделать. Просьбу уважили: дали первую категорию - сто двадцать рублей, но зато повысили концертную ставку одиннадцать рублей пятьдесят копеек. И на сто двадцать рублей я приехал в Москву.
- Фантастическое прошлое, роман писать можно.
- Пиши.
- Но вернемся к настоящему. Ваша популярность, Спартак Васильевич, строилась на трех 'китах' - пан Директор из 'Кабачка', Саид из 'Белого солнца пустыни' и обаяшка толстяк Карлсон. Но почему неизвестны ваши другие театральные работы? Их не было или они были неудачными?
- Я на концертах так и говорю: 'Разрешите от нашего немногочисленного коллектива - Саида, Карлсона и пана Директора - поприветствовать вас'. Но Карлсон... Мне ведь его не сразу дали. Сначала его репетировал Высоковский, потом Далинский и только за восемнадцать дней до премьеры мне сказали: 'Возьми его'.
Вот мы и пришли к теме, от которой ушли вначале. А именно: я ощущаю себя чужим в своем театре. Я десять лет ничего не делал. Вышли в свое время спектакли - 'Слон', 'Свадьба Кречинского'... Но главный режиссер почему-то их закрыл. Мой бенефис прошел восемь-десять раз, имел хорошую прессу, но тоже был закрыт. Были, были работы, и я не верю, что они были плохие.
- Простой у актера - дело дрянь. Чем заполняете паузу? Говорят, что у вас одна из лучших в Москве коллекция значков?
- Значки-то есть... Но паузу, как и пустоту, заполняет только работа. Я читаю. Люблю Платонова, особенно 'Котлован'. Хотел бы его поставить. Хожу в театр. А где, скажи, заполнять паузу? Ходить по улицам? В рестораны? Так я лучше в театре посижу: плохой ли, хороший спектакль, но я соучаствую, переживаю как актер.
В пьесах копаюсь. Три сезона ставил американский мюзикл 'Тряпичная кукла', но его почему-то не выпустили, хотя у меня все было готово. Я ждал и до сих пор жду, как поезд зеленого света.
- Я посчитала: вы играете Карлсона лет двадцать пять, если не больше. Не надоело?
- Двадцать шесть лет. Я с удовольствием играю. Двигаюсь нормально, без костылей. Бегаю, прыгаю, как и раньше, хотя иногда что-то болит.
- Спартак Васильевич, а сколько вам лет?
- Мне много. Этого никто не знает. Когда меня зовут на телевидение по случаю даты, я им говорю: 'У меня нет дня рождения. И даже года. Придумайте сами какую-нибудь цифру!'
- Почему скрываете возраст: боитесь потерять работу? Жена-то знает?
- Жена знает. Но дело вот тут в чем. Я говорил, что в молодости писал роман. И однажды в Калинине до того дописался, что под утро, где-то часов в пять, мне видение было: из-за шкафа вышла женщина в черном. Лица ее не было видно, но я ясно услышал ее слова: 'Если десять человек узнают, когда ты родился, если хоть одно твое большое произведение будет напечатано, ты умрешь'. Клянусь Богом. И я с тех пор все изменил. По паспорту все не так. Я никогда не праздную дня рождения, веришь?
- С трудом. Выходит, вы всех обманули.
- Я же Бога не обманывал. А так - кого я обманул? Тех людей, которые меня каждый день обманывают? Это бартер.
- А может быть, вы, мой собеседник, с которым осенним вечером после спектакля пьем шампанское, вовсе не Спартак Мишулин?
- Нет. Я Спартак Мишулин.
- Шампанское пьем, разговоры разговариваем, а как-то грустно выходит... Это, признаюсь, несколько непривычно для любимого образа пана Директора. Может, веселую историю расскажете?
- А почему? Пусть грустно. Я же в жизни грустный, ты же знаешь меня. Вот ты про Карлсона спросила - не надоел ли? А я счастлив, что выхожу на сцену в его широких клетчатых штанах и рыжем парике. Детишки его безумно любят. На сцену приносят булочки, шоколадки, варенье, яблоки. Так что в голодуху я проживу.
Надо быть очень отсталым человеком, чтобы не замечать, как изменился не только зритель, но и господин артист. Крепко сколоченная и неплохо вскормленная советской властью актерская масса в 90-х годах начала распадаться, как связь времен. Звезды с упоением последних дней погоняли уходящую звездную славу. Остальные упорно за гроши продолжали пытать актерское счастье либо встали перед фактом: жить или не жить на мизерную актерскую зарплату? Чтобы выжить, многие из них с энтузиазмом ударились в бизнес. Одни, прямо не выходя из своего театра, промышляли как агенты продажи средств для похудения и импортной косметики. Другие записались в теневики и всеми артистическими силами способствовали процветанию нефтяного бизнеса и отмыванию криминальных денег. Но и первые, прозванные ларечниками, и вторые, названные акулами, не раз на сцене в прямом смысле произносили фразу
Кушать подано!
Пионеры актерского бизнеса
Подруга Мастроянни вляпалась в ресторанное дело - Гренки с мозгами от 'Бабушки'
Сферу театрального общепита подмяли под себя пионеры актерского бизнеса вахтанговцы Максим Суханов и Михаил Васьков. Они в начале 90-х взяли в аренду актерский буфет и принялись кормить брата-актера. Во всяком случае, за 10 рублей их коллеги спокойно, не боясь общепитовских сюрпризов, могли рассчитывать на сносные щи, котлеты не из бумаги и компот. Как снабженцы они скупали продукты у совхозов, а по вечерам выходили на сцену. Напряженная финансовая деятельность принесла свои результаты - Суханов со временем оккупировал буфеты других столичных театров. Им пугали вороватых поваров.
Суханов оказался удачливым бизнесменом и вскоре прибрал к рукам вместе с актерскими и зрительские буфеты, заменив скромный отечественный набор бутерброд с колбасой-рыбой - импортным ассортиментом. Позже к послужному списку добавилось еще несколько актерских клубов, куда хозяйками приглашались актрисы с броской внешностью, но не успевшие наследить в искусстве.
Максим Суханов - единственное исключение из актерской братии, кому удалось комфортно сидеть на двух стульях: в театре и бизнесе. Возможно, это совпадение, но именно после того как артист завел свое дело, его театральные дела пошли в гору. Он сыграл несколько заметных ролей в московских театрах, получил Госпремию, стал актером редкой индивидуальности - обаятельным негодяем абсурдистской эстетики. Однако успешно существовать в двух стихиях дано единицам. В большенстве же своем артисты удачли
вы либо как артисты, либо как бизнесмены. Либо там и там они в пролете.
