требует, чтобы режиссер Самгин подбросил артистам горючего. И тут же сам отгружает это 'горючее' по полной программе. Горюче-смазочными материалами служат воспоминания Марка Анатольевича о его поездке в Париж, где он встречался с белоэмигрантами. И особенно интересное о Театре Сатиры:
- В шестьдесят восьмом году тогдашний директор Левинский собрал коллектив и сказал: 'Кто за то, чтобы ввести танки в Чехословакию?' Пока поднимались руки, я на полусогнутых ногах (показывает, как крался к двери. - М.Р.) вышел. И шел по улице с ощущением гражданского подвига. Это я к тому, что Альфред должен попробовать поменять здесь свой стиль поведения. Во втором акте он теряет старое, но обретает новое.
И дальше Захаров буквально обстреливает артистов предложениями: обрести другую пластику, поиграть с зеркалом, произнести многословную фразу без знаков препинания и пауз. И все для того, чтобы в маленьком ленкомовском зале, где свалены в кучу беседка из 'Чайки' и двери из 'Фигаро', герой Джигарханяна глубоко прочувствовал подвиг, на который идет, бракосочетаясь с 'ночной бабочкой'.
- Слушай, это будет пошло, если ты в антракте усы покрасишь в зеленый цвет? - спрашивает Захаров.
Общее оживление в зале в предчувствии легкомысленных зеленых усов к седине Джигарханяна. Оживление переходит в дикий хохот при виде, как тот добавляет что-то гомосексуальное в пластику. Правда, 'голубизна' в сочетании с мужественностью большого арти-ста под непрекращающийся хохот бракуется. Наконец-то читка второго акта явно приобретает динамику.
- Моего Алика вы, значит, забраковали. А Филя (от Филумены. - М.Р.) - это вам нравится? - ехидно спрашивает режиссера Самгина Армен Джигарханян. Поскольку режиссер Самгин имеет 29 лет от роду, то он тушуется и не находит, что ответить на пассаж известного артиста. Он отчего-то виновато ерзает на стуле и как может сопротивляется тому, чтобы героя Джигарханяна - миллионера Альфреда - артист называл Аликом. Но Алик - это еще мелочи по сравнению с тем, что ждет режиссера дальше.
Филумена - Инна Чурикова - на репетиции, как в детективе Хмелевской - вся в красном: плотно облегающее платье, босоножки и даже шляпка, связанная крючком в сетку.
Джигарханян: Я должен знать, кто из них мой сын.
Чурикова: Если я скажу тебе: 'Вот твой сын', - что ты станешь делать?
Самое интересное, что если не знать, кто есть кто в зале, то можно решить, что вон тот длинный, носатый седой человек и есть режиссер-постановщик Самгин. Потому что он скачет вокруг артистов, заводит их, мучит своими ассоциациями и опытом. А тот, кто неподвижно сидит на стуле, менторски скрестив руки на животе, и есть великий и ужасный хозяин 'Ленкома' Захаров. Хотя, как вы догадываетесь, все наоборот.
После репетиции режиссер Самгин признается, что продолжает стесняться, задавлен авторитетами, отчего у него временами наступает паралич. Судя по всему, Самгину предстоит длительная работа над собой. Пока же его постоянно ставят на место, и он побаивается даже проституток. То есть не проституток, а артисток, их играющих, - Людмилу Поргину и Валентину Дугину. На его счастье, объявляют перерыв.
- Армен Борисович, сложно играть миллионера, не будучи им? - спрашиваю я.
Артист отхлебнул чайку, который принесла ассистентка Леночка, пошевелил усами.
- Я так тебе отвечу. Я играл миллионера в спектакле 'Кошка на раскаленной крыше' тогда, когда здесь никто не знал, что это такое. 'У меня сорок миллионов наличными, золотые слитки и двадцать восемь тысяч акров великолепной земли', - кричал я. Но самое смешное то, что я все время говорил - сорок тысяч. Меня поправляли - миллионов. А мне-то что? Что миллионы, что тысячи. И сейчас без разницы.
Пока Инна Чурикова объясняет мне глубину натуры своей про
ститутки Филумены, у нас за спиной случается маленький итальян-ский скандальчик: с резкой жестикуляцией и повышенными тонами. От Джигарханяна в антракте режиссер Самгин неожиданно для себя узнает, что Альфред и Филумена будут отрываться в степе.
- Зачем степ? При чем тут чечетка? Может, фокстрот? - робкий голос постановщика.
Но Армен Борисович как будто не слышит:
- Между слов вдруг мы сделаем ногами траха-траха-та. Это должно быть так пронзительно. Это феллиниевский ход - верх температуры. Неужели вы не понимаете?
И зачем таким артистам режиссер, если они сами все знают? Чурикова с Джигарханяном в два голоса возмущены: 'Как зачем? Чтобы мешал и все отрицал'.
Смех. В том числе и окончательно добитого режиссера. А Джигарханян под одобрительные взгляды партнерши уже серьезно добавляет:
- Толстой гениально говорил: 'У меня все готово для написания романа. Не хватает энергии заблуждения'. Вот нам не хватает этой самой энергии.
После антракта супружескую пару сменили проститутки и ну давай заблуждаться насчет своего участия в судьбе бывшей подруги Филумены. Заблуждались долго, примерно час. И Людмила Поргина с Валентиной Дугиной, кажется, нащупали интонации, с которыми должны явиться в богатый дом к своей бывшей подружке по ночным улицам.
Захаров на этот раз сидел спокойно и лишь посмеивался над импровизациями своих актрис.
Вечерний спектакль в Москве - утром съемки в Питере - следующий день - уже в Ялте - оттуда перелетом в Краков, и подряд пятнадцать спектаклей - а после этого съемки на Северных Озерах - утром репетиция - вечером спектакль в Москве - и так далее, и так далее... Его жизнь похожа на аттракцион 'Гонки на мотоцикле по вертикальной стене'. Тот самый, в котором мотоциклист, затянутый в бле-стящий кожаный костюм с серебряными молниями, если вдруг остановится рухнет. В детстве, глядя на эту сума- сшедшую езду, Александр Домогаров вряд ли предполагал, что добровольно выберет для себя такую роль. И, как наркоман, не сможет от нее отказаться.
Во всяком случае, рассчитывать на спокойную встречу с ним в комфортной обстановке - абсолютно пустая затея. Идеальный вариант - успеть вскочить на заднее сиденье мотоцикла этого безумного ездока, ухватиться за шею и, проклиная его и себя, мчаться, мчаться в надежде понять - что это за
Красавец мужчина
с душой Квазимодо
Интим не предлагать - Мечта сыграть урода - В психушку не ходил - Плакать настоящими слезами - Аттракцион 'избалованное дитя'
Не знает, что такое любовь
Под горячую руку лучше не попадаться
Любитель острых ощущений - Страхи и монологи
Санкт-Петербург. Ночь после съемок сериала 'Империя под ударом'. Вид измотанный. Синяки под глазами.
- Саш, а ты не офигел от такого графика?
- Офигел. И я уже сбиваюсь и путаюсь. Поэтому агенту своему говорю: 'Следи, чтобы я чего не забыл'.
- А почему в Питере ты останавливаешься в маленькой частной гостинице, а не в 'Октябрьской', где обычно живут московские арти-сты? Или в престижной 'Европейской'?
- Мне здесь нравится. Она такая маленькая, тихая. И смотри, в каком прекрасном месте - парк, Черная речка. Вот, видишь яблоню из окна, она вся усыпана яблоками - они твои. А чуть дальше - слива. Опять же, номера хорошие. А 'Октябрьская'... Это проходной двор. И потом, там спать не дадут - замучают предложениями интима.
- Тебе часто говорят, что ты красивый мужик?
- Говорят. Только вопрос, как к этому относиться. Красивой может быть женщина, а мужик должен быть - либо обаятельным, либо умным. Я к этому отношусь, честно тебе скажу, очень предвзято.
'Ой, вы красивый мужчина!' - говорит женщина, и что я? Я пошел домой, с этой мыслью закрылся, достал из холодильника банку пива, сижу красивым мужчиной? Это не предмет для разговора. Вот Делон, на мой взгляд, красивый мужик. Причем я вижу красивого мужика не тогда, когда он в 'Рокко и его братья', а сейчас, когда складки, седина, под глазами синяки. Для меня Де Ниро красивый, хотя он далеко не красавец. Или Аль Пачино... Какой он красавец? Метр шестьдесят с кепкой, еврейская внешность, но для меня он красивый. Я хотел бы таким быть.
- А тебе внешность мешает или помогает?
- Было время, когда дико мешала.
- Но ведь красавцам предлагают. Героев же нет!
- Да, мне роли предлагали. В Театре Армии я играл все главные роли Армана Дюваля, Звездича. Что,
